— Эй, малый, ты чего? — загоготали "весёлые ребята" за столом, пытаясь поймать его за полы кафтана. Парень извернулся ужом, проскочил в узенький проход между скамьёй и стенкой и подбежал к отцу.
— Где Инген? — первым делом поинтересовался дорогой сосед.
— Там, наверху, с сестрицей Ирой. Керен её опять побил и велел тут не показываться, а я…
— Так… — и куда подевалось моё недомогание вместе с усталостью? — Дойлен, можно, я его прибью?
— Это моя привилегия, — Дойлен процедил это сквозь стиснутые зубы: ни разу ещё не видела его в такой ярости. — Эй, сынок! — он повысил голос, да так, что притихли все присутствующие. — Вижу, ты тут веселишься. Не скажешь папаше, по какому поводу?
— Отмечаем мою женитьбу, отец, — Керен, видимо, был пьян как раз в той степени, когда море по колено и горы по…ниже пояса. Иначе откуда бы взялась эта лихая наглинка в голосе и взгляде. — Присоединяйся. Ведь это ты устроил мой брак, тебе и честь должно воздать… И вы, дорогая тётушка, присаживайтесь, выпейте, с друзьями моими познакомьтесь, — это уже мне. — Не всё же вам отца развлекать, в таком деле разнообразие, говорят, весьма полезно… Х-хах!
Ох, ты ж, господи… Между нами и тем столом было метров шесть не очень-то свободного пространства. Как? Каким чудом Дойлен в одно мгновение преодолел их? Керена как ветром унесло на соседний стол, слава богу, пустовавший, и за нижнюю челюсть он держался, и кровью сплюнул. Дружки его, попытавшиеся спьяну заступиться, получили пару увесистых затрещин и затихли. А я почувствовала, как испуганный Энгит схватил меня за руку. Лишь на миг я вспомнила о "сидоре", прижатом к боку: только бы не выронить…
— Засранец, — процедил Дойлен. Взгляд его был так ощутимо тяжёл, что, казалось, только им он и придавил непутёвого сына к грубой столешнице. — Почуял вольницу, и давай чудить, так? Об одну женщину кулаки чешешь, другую языком своим грязным поганишь. Я тебя такому не учил.
— Столичная мода, — огрызнулся Керен, поднимаясь на локте. Видимо, удар отца оказался недостаточно сильным для отрезвления. — Ты отстал от жизни, отец.
— Может, и отстал, — последовал ответ. Ой… Когда дорогой союзник начинает говорить таким безмятежным тоном, у меня мороз по коже. — Может, надо было по столичной моде лупить тебя с тех пор, как ты научился сопли подбирать. Глядишь, через битую задницу в голову немножко ума бы вошло. Теперь придётся рожу твою кривую выравнивать…
— Дойлен! — испуганно вскрикнула я, поняв, что сейчас он начнёт превращать сына в фарш. — Остановись!
— Отец! — одновременно с моим прозвучал другой женский крик. С лестницы, спотыкаясь о длинный подол, бегом бежала Ирка. Да… Когда я уезжала, у неё был один синяк на скуле. Сейчас к нему присоединились ещё два или три собрата по всему лицу, губа разбита и глаза на мокром месте. Тем не менее Ирочка парой прыжков преодолела расстояние от лестницы до своего благоверного и заслонила его от отцовского гнева. — Пожалуйста, не надо, отец! Мы сами разберёмся, правда…