— Да кто ж его знает?
— А я думаю, просто вожжа под мантию попала. Чай, не впервой. Не с той ноги встал. Не в духе, и все!
— Как бы как в прошлый раз не получилось, — Тучный боярин потрогал шатающийся зуб.
— Да, рассерчал он надысь крепко. Три посоха об нас обломал, а потом скипетром охаживать начал. Потом его пришлось кузнецам в перековку отдавать. Дугой согнулся.
— Ас чего все тогда началось? Я ить первый от него посохом словил, в дальнейших дебатах не участвовал. Ничего не помню. Так чего было-то?
— Неужто забыл, Буйский? Мы ж ему, родимому, в пятистах золотых на какую-то пищаль иноземную отказали.
— Что за пищаль?
— Аглицкая, мудреная. Винто… винторе… короче, бают, что в ей ядро с винтом. Мы ему: царь-батюшка, на фига нам ядро с винтом за такую цену? Ну тут он и осерчал.
— Да-а-а… грозен наш царь. А ну как и сейчас за старое возьмется?
— Да-а-а… в сердцах запросто зашибить может. Пора посохи прятать.
— Пора.
— Пора.
Шушукающаяся группа бояр взялась заталкивать под лавки свои посохи. Глядя на них, начали прятать посохи и остальные члены боярской думы. Тут с грохотом распахнулись двери, открытые явно ударом ноги. Стрельцы, уже привыкшие к эффектному появлению царя-батюшки, своими телами смягчили удар створок дверей о стену и даже умудрились при этом остаться в живых. В тронный зал вошел мрачный как туча царь Гордон. Рядом с ним семенила царица, поглаживая державного по руке, явно пытаясь утихомирить чем-то жутко разгневанного мужа.
— Владыка всея Руси царь Гордон и его супруга царица Василиса Прекрасная! — запоздало крикнул глашатай.
Бояре торопливо распределились вдоль лавок и начали земно кланяться. Поднялся со своего стула и Виталий. Он отвесил царской чете приветственный полупоклон, решив, что этого с них достаточно. Ползать на коленях и биться лбом об пол царский сплетник не собирался.
Царь, в лучших традициях придворного этикета, помог царице усесться на трон, плюхнулся с ней рядом на свое кресло, обвел тяжелым взглядом затрепетавшую боярскую думу и сердитым жестом скипетра предложил им сесть. Лавки жалобно заскрипели под тяжестью боярских тел. В тронном зале воцарилась напряженная тишина.
— Ну бояре мои верные, — нарушил тишину Гордон, — что в царстве-государстве моем хорошего творится, что плохого? Буйский, ты у нас глава боярской думы. С тебя и начнем. Докладывай.
С лавки поднялся тучный господин в высокой боярской шапке.
— Слава богу, — истово перекрестился он, — все хорошо в твоем царстве-государстве, царь-батюшка. Мудро ты правишь нами, — Буйский невольно потрогал свой шатающийся зуб, — справедливо, по совести.