молодость и
ее красоту. Это был
наш город, и мы чувствовали себя как на фотографии. Я думал в тот момент, что на нашем пути не может быть никаких препятствий.
Мы отправились в магазин свадебных платьев. Сознание наше было изрядно затуманено алкоголем, но платье нам приспичило выбирать немедленно. Когда Луиза хотела примерить одно, ее непослушный палец, дрожа, указывал на другое. Продавщица пыталась нас урезонить: «Молодые люди, свадьба — дело серьезное. Это самый прекрасный день в вашей жизни. К нему надо готовиться обстоятельно». С видом доброй наставницы она пыталась направить нас на путь истинный. Но чем серьезней она говорила, тем больше мы хохотали и веселились. В конце концов мы попросили отложить для нас самое красивое и самое дорогое платье — я осознал это только на следующий день. Луиза должна быть самой красивой — Луиза будет моей женой. Себе я купил красивый галстук. Красивый желтый галстук. Выходя из магазина, я вспомнил:
— Надо же сообщить родителям.
— Слушай, а давай поедем к ним завтра на обед. Лучше, если мы им расскажем при встрече, чем по телефону.
— Давай.
Я позвонил родителям. Мама сказала, что рада будет нас видеть. Она была удивлена, потому что я не часто заглядывал к ним в гости, но подозрений у нее никаких, похоже, не возникло. В конце концов, в последнее время я много уделял ей внимания. Иногда мы вместе обедали где-нибудь. Ходили на выставки. Мама оправилась от своей депрессии, но все равно отец звонил мне иногда и говорил: «Ты знаешь, все-таки у нее с головой не все в порядке». Мама тоже жаловалась на отца: «Я с ним с ума сойду. Представь, сидит целый день дома и никуда не выходит. И бубнит все одно и то же, одно и то же. Крыша едет». Их претензии были обоюдны. У обоих были и взлеты, и падения, но для них обоих это был трудный переход в новую фазу существования. Отец кое-что наконец понял и нашел себе занятие — стал ходить в киноклуб по соседству. Меня это сначала удивило, потому что прежде он никогда не проявлял интереса к кино. Наверно, раньше он любил «Титаник» или «Крестного отца» — а тут вдруг заговорил об Антониони и Одзу. Однажды он сказал мне с очень серьезным видом:
— А ты обратил внимание, как мастерски в «Приключении» использовано искусство эллипсиса?
— Об эллипсисе трудно судить в силу его эллиптичности, — попробовал сострить я, но отец ничего не понял. Он, конечно, стал меняться в лучшую сторону, но ожидать от него еще и чувства юмора… Он всерьез пристрастился к итальянскому кино, и мама разделяла с ним эту страсть. По последним сведениям, они решили поехать на кинофестиваль в Венецию. Ну что ж, почему бы нет?