Я собирался поехать навестить маму, но прежде хотел еще раз заглянуть в дом престарелых — на всякий случай. Я понимал, что раз директриса не позвонила отцу, значит, ей нечего нам сообщить. Все замерло на мертвой точке. Приехав, я смог убедиться в этом воочию: лицо директрисы воплощало ту самую мертвую точку. Дама заявила, что не спала всю ночь и что наша ситуация ее крайне удручает. Она связалась по телефону со своими коллегами, директорами других заведений, и те подтвердили, что и у них случались подобные происшествия. Но всякий раз речь шла о дряхлых стариках, совсем выживших из ума. Случай с моей бабушкой относился к разряду исключительных. Директриса предложила мне кофе, или чаю, или чего я сам пожелаю, но я решил не задерживаться. Я не мог понять, насколько она искренна. Мне казалось, она изображает волнение, чтобы от нее отвязались. Что-то неизменно раздражало меня в этой твари — теперь, задним числом, я могу с уверенностью сказать, что это была самая настоящая тварь, — она старалась перевести стрелки на себя, выставить себя главной пострадавшей. Я пришел к ней сам не свой от страха за бабушку, а она разыграла спектакль, от которого мне сделалось совсем тошно. Точно это я должен ее успокаивать, повторять, что все уладится, все будет хорошо. Она не имела права так себя вести. В гробу я видал ее кофе с чаем, я хотел одного: чтобы она нашла мою бабушку.
Я поскорей убрался из этого ужасного заведения, клянясь себе, что ноги моей больше там не будет. Я бродил по улицам наугад, как и накануне. И когда я уже решил, что все бесполезно, произошло нечто очень важное. Так оно всегда и бывает. Я оказался около парикмахерской, куда часто захаживала бабушка. Почему же я до сих пор сюда не заглянул? Парикмахерша должна хорошо знать свою постоянную клиентку. Известно, что парикмахерам люди много чего рассказывают. Кстати, это касается и косметологов, и массажистов — всех, кто оказывает такого рода услуги. Ведь человек сидит или лежит в полном бездействии; это обычно располагает к откровенности. Парикмахерская оказалась совсем крошечной, она выживала лишь благодаря соседству с домом престарелых. Хозяйку, кажется, звали Марилин — по правде говоря, точно не помню, но положим, ее звали Марилин. Она сидела на диване и листала журнал. Увидев меня, она воскликнула:
— О, сколько работы!
— М-м… нет, мадам, я пришел не стричься. Я по поводу бабушки.
— Жаль, у вас есть над чем поработать.
Я взглянул на себя в зеркало. Выходя из дому, я забыл причесаться, к тому же мои волосы — весьма неподатливая растительность.