49
Нам пришлось задержаться на целый день в Гавре, чтобы уладить все формальности, связанные с перевозом тела в Париж. Ужасно трудно, оказывается, заниматься материальными проблемами, когда тебе хочется только плакать, осмысляя потерю. Отец сообщил, что бабушка «оставила касательно своих похорон кое-какие распоряжения». Оказывается, в человеческой жизни настает день, когда надо продумать все это и предпринять некоторые конкретные шаги. Мне это казалось столь же абсурдным, как если бы зародыш сам себе выбирал мать. Я пытался представить бабушку с дедушкой в бюро похоронных услуг (они наверняка ходили туда вместе). Интересно, это был для них обычный день? Сначала они выбрали себе гробы, а потом пошли в супермаркет? Я думал об этом не переставая, пытаясь освоить новое для себя воспоминание. Интересно, гроб выбирают так же, как машину? В него можно лечь? Надо выбрать определенные параметры? На фирменном бланке оказались указаны все детали: бабушка выбрала дубовый гроб, изнутри отделанный мягким шелком, и в дополнение подушечку под голову. Именно так было записано на бланке: «в дополнение подушечку под голову». Значит, есть люди, которые переходят в загробный мир с запрокинутой головой? Я чувствовал, что мне нужно спокойно все это обдумать, привести в порядок мысли. Отец же был далек от того, чтобы обсуждать с кем бы то ни было практические вопросы. Обычно, оправившись от удара, люди обретают способность мыслить здраво. Но с отцом этого не произошло, он так и застрял в состоянии шока.
Часть дня мы провели, сидя на желтых стульях в коридоре больницы и ожидая прибытия машины. Наконец водитель явился, но был все равно занят: он разговаривал. Сначала я думал, он обращается к нам, но быстро заметил, что у него наушник. Мне всегда казалось нелепым говорить таким образом по телефону. Наверно, эти люди были в предыдущей жизни психами и привыкли говорить сами с собой, а наша действительность предоставила им замечательную возможность делать это публично. Водитель извинился жестом: ему надо закончить разговор. Он стоял перед нами и разговаривал с пустотой, а мы тупо ждали, пока он разберется со своими проблемами. Они касались перевозки еще одного тела. Не переставая говорить, он делал нам знаки, которые следовало расценивать как дружеские. Судя по всему, он не чувствовал бестактности такого поведения. Через пять минут он закончил разговор и сказал:
— Извините… там проблемы… с другим покойником.
Не получив от нас ответа, он спохватился, представился и выразил нам соболезнования. Интонация, паузы, тембр голоса были у него профессионально отработаны. Чувствовалась привычка общения с плачущими родственниками умерших. В сущности, нам его соболезнования были не нужны. Нам надо было, чтобы он занялся делом. То есть телом. Но оказалось, что все не так просто. Просто не бывает никогда.