Мы проехали обширное, запустелое предместье Рамлы, покрытое развалинами и садами, и достигли небольшого городка, который находится в их центре. После тяжкого пути сквозь пустыни здесь в первый раз нашли мы сладкое отдохновение в греческом монастыре. Этот монастырь, вновь отстроенный, отличается от прочих зданий своим прочным и красивым построением. Настоятель был в отсутствии; нас принял гостеприимный эконом. Келья моя была на высокой террасе, над которой тихо развевалась роскошная пальма. Сама келья с готическим сводом и окном была окружена диванами и устлана коврами; она слабо освещалась узким окном и висящею посереди свода лампадою противу наддверной иконы Божией Матери. Трогательные чувства волновали душу мою, когда я остался наедине, в сладком спокойствии, противу святой иконы; дальность от родины, трудность пройденного пути, неверность возврата – я все забыл в этой тишине затворнической лишь близость Иерусалима была ощутительна сердцу моему, бьющемуся радостью. Вид с монастырской террасы был открыт на восток. Все обширное пространство от Рамлы до гор Иудейских, нагроможденных лазурными грудами, было передо мною; я провел тут часть вечера, рассеянно беседуя чрез переводчика с некоторыми посетителями, гражданами Рамлы, арабами и греками, которые скоро были извещены молвою о прибытии европейцев. Позднее я освежил себя роскошью восточной бани и предался покою в сладкой задумчивости о Иерусалиме. Это было накануне вербной субботы; по ослабшим силам я хотел провести этот день в Рамле.
Вставши поутру, я был очень приятно удивлен приездом из Яфы нашего консула г-на Мостраса. Яфа отстоит от Рамлы на расстоянии трех часов езды. Уведомленный о нашем прибытии, г-н Мострас был столько добр и любезен, что немедленно посетил нас и даже привел нам своих лошадей. Иерусалим отстоит от Рамлы на расстоянии девяти полных часов езды; было уже около 11-ти часов; но в эту субботнюю ночь совершается утешительная заутреня ваий; я от души поблагодарил г-на Мостраса и тотчас решил свой отъезд. Я покинул свои вьюки и, обнадеженный добротою лошадей, с восторгом оставил Рамлу в половине двенадцатого часа. Мне оставалось только 7 часов дня. Я отлагаю до возвращения моего в Рамлу некоторые подробности об этом месте, равно как и обстоятельное описание пути от Рамлы до Иерусалима.
«Да возглаголют вси и да исповедятся Ему во Иерусалиме: Иерусалиме, граде святый. Языцы мнози отдалеча приидут ко имени Господа Бога!»
(Тов 13:8–9, 11)
Священные горы Иудеи отделены от Рамлы обширною равниною; они еще синели вдалеке. Мы летели на резвых конях. Провожавший нас наездник вдруг отделился от нас во весь опор навстречу к завиденным им двум путникам. Выхватя пистолет, он со всего наскоку выстрелил в одного из них пулею и закружился со своим конем, пересекая дорогу. Одетый в монашеское облачение путник, – это был настоятель греческого монастыря в Рамле, – отвечал улыбкою и ласковым движением руки этому приветствию араба, немало удивившему нас. Мы обменялись несколькими словами, поблагодарив настоятеля за найденное в его монастыре гостеприимство, а он звал нас к себе на обратном пути.