На этом письмо заканчивалось.
Написание этого безукоризненно вежливого по форме и откровенно издевательского по сути текста заметно подняло К’ирсану настроение. За годы вражды со Светлыми он не раз сходился с ними в бою, но вот так поговорить, без риска в любой миг начать смертельную схватку, удалось впервые. И он воспользовался предоставленным шансом сполна, перенеся войну с полей сражений на листы бумаги. Ведь в иных ситуациях слова могут ранить больнее заклятия, а уж когда удается замаскировать их вежливыми оборотами и призывами к дружбе, то простой обмен ругательствами превращается в высокую дипломатию.
В свете подобных рассуждений ответ Ханга Чес’сена: «Ты пожалеешь», выглядел как проявление слабости. Что не могло не радовать К’ирсана…
Краткий всплеск хорошего настроения, последовавший за завершением расследования заговора против короны и разрешением ситуации вокруг эльфийского мага, быстро угас. И ему на смену пришла холодная злость, оставляющая разум чистым, но убивающая всякий намек на светлые чувства. Предательство Мелисандры ударило по К’ирсану много сильней, чем он мог себе представить. Безжалостный воин, выковавший характер в горниле сотен схваток, опытный маг, однажды уничтоживший своей волшбой небольшую армию, правитель целой страны, одним росчерком пера отправляющий на плаху любых противников власти, просто мужчина, у которого было немало любовниц, вдруг оказался уязвим перед одной-единственной женщиной. Да ладно женщиной, фактически эльфийкой!
Нет, загнанные глубоко в сердце переживания никак не повлияли на его твердость духа, волю, способность мыслить и принимать решения. Просто и без того не славящийся добрым нравом король-маг характером стал похож на воителей из легенд и мифов Эпохи Войн. Тех самых, что знать не знали о проявлениях чувств и в погоне за Силой порой превращали себя в беспощадные машины смерти. Машиной К’ирсан пока еще не стал, но его аура ледяного спокойствия ощутимо давила на окружающих.
Лучшим лекарством от тяжелых мыслей оказались дела и заботы. И без того часто забывавший об отдыхе король-маг окончательно превратился в трудоголика. Злого и требовательного как к себе, так и к окружающим. Что еще больше усилило его сходство с древними чародеями, которые, по легендам, жили и дышали поставленной целью, отказывая себе и другим в простых человеческих радостях.
Соратники, само собой, роптали, но тихо и незаметно, страшась высказать недовольство К’ирсану в лицо. И молясь лишь о том, чтобы жажда деятельности повелителя когда-нибудь все-таки иссякла. Мокс и Терн пытались, правда, намекнуть Владыке, что не все вокруг двужильные и что от работы тирры дохнут, но К’ирсан вступать в дискуссию отказался. И без затей ткнул в заполонивших столицу гномов клана Черный Молот. Которые делом опровергали любые, самые фантастические представления прочих народов о работоспособности не только подземных коротышек, но и вообще смертных созданий.