Я ежесекундно едва не падала от усталости и понимания того, что все мои мучения бесполезны: все равно никакого воина из меня не получится, как бы не извращался брат Марк, я все равно останусь неуклюжей как корова на льду. Это факт. Но когда до проклятого монаха дойдет такая простая вещь, меня успеют отпеть и закопать.
Спасали только утренняя и вечерняя молитва. Братия вместе с паломниками и учениками возносила благодарственные молитвы Творцу, святым Его и моей тезке, а я тихо дремала, опершись о ближайшую стену. Вроде бы никто не замечал моей хитрости, по крайней мере, отец Иоанн по поводу неподобающего верующему поведения со мной разбор полетов не проводил. Служба длилась где-то часа полтора часа и за них я успевала отдохнуть чуть ли не лучше, чем за ночь. И мышцы не так ныли, и синяки вроде бы бледнели, хотя и не поручусь.
Глядя на пришлую девку, отец Иоанн только диву давался. Видать, правду он тогда брату Марку сказал, и впрямь двужильная. Порой и здоровые парни лежмя после тренировок с наставником лежали, да и насмерть бывало кого-то пришибало, особенно новичков. А этой сдыхоти все как с гуся вода: вечером в келью едва ли не ползком ползет, а утром на пробежке еще и ноги передвигает. Да шустро передвигает, сам брат Марк догнать не может, когда она в монастырь от него бежит. От наставника бежит, между прочим, вот и не может ничего даже спустя месяц. И на службе спит, бесстыжая, разве что в голос не храпит. А в трапезной так и вовсе безобразничает! Пищу, ниспосланную Творцом, принимать надо чинно и возносить хвалу Ему, а она ж, погань этакая, так и норовит братьям во Творце настойку в питье подлить, ту, что брат-лекарь дает, когда прослабить кого надо. А чуть скажешь ей, сразу глаза долу, подлинное смирение, мол, ни она совсем и пакостит, поди поймай за руку...
Каждый раз, когда отец Иоанн размышлял об "Ирине" мысли его становились совершенно неподобающими особе духовного звания. Девушку он клял последними словами, желал ей преставиться как можно скорее, желательно в муках, и проклинал тот день, когда так свалилась с неба. На его голову. И казалась ему эта нечестивица страшнее мора и войны вместе взятых. Потом, успокоившись, старик понимал, что ничем девица особо-то и не выделяется, да и пакостит не больше других учеников, вот только ко всему, что чужачка творила в стенах обители, он относился с подозрением. Безрадостные думы святого отца прервал вопль из коридора:
- Отец Иоанн! Беда!
Отворив дверь отец-настоятель увидел брата Акимфия, помощника брата Марка.