Самое смешное, что в данном случае обо мне говорят правду. Я действительно могу убить плевком, потому что ядовит, как змея; то есть, на самом деле, гораздо ядовитей, мне даже кусаться не надо, плюнуть совершенно достаточно. Такой нечаянный дар Великого Магистра Ордена Могильной Собаки Махлилгла Анноха, который на самом деле не хотел ничего дурного, а просто честно пытался меня прикончить, но вышла небольшая техническая накладка[23].
— С одной стороны, даже хорошо, что вам не нравится убивать, — заключил знахарь. — А с другой — плохо. Но только для Йовки, а он так стар, что рано или поздно справится сам. Извините меня, пожалуйста.
— Да не за что, на самом деле, — вздохнул я. — На вашем месте я бы, наверное, тоже обрадовался гостю с репутацией безжалостного убийцы. Мне и самому жаль, что я — не он, а просто сентиментальный дурак, которому кажется, будто всякая жизнь драгоценность, а горе и даже безумие — не самая высокая плата за возможность оставаться живым, вполне можно перетерпеть. Я когда-то сам перетерпел и, как ни странно, дожил до дня, когда всё стало иначе. И теперь умом понимаю, что у вашего лиса надежды на благополучный исход, прямо скажем, поменьше, чем просто никакой, как было тогда у меня, но сердце с этим не соглашается. А оно у меня в хозяйстве за старшего, так вышло. Я не выбирал.
— Да, такие вещи не выбираешь, — понимающе кивнул Иренсо Сумакей. — Ладно, идёмте отсюда. Всё, что мы можем сделать для Йовки — оставить его в покое.
Не то от короткого дневного сна, не то от лисьего горя и наших разговоров я был как в тумане и, в общем, довольно приблизительно понимал, что происходит вокруг. Но как-то собрался, послал зов каждому из своих спутников, велел им возвращаться в амобилер. И сам туда пошёл, вполуха слушая по дороге оптимистический отчёт знахаря о состоянии крыла Скрюух — судя по его словам, у нашей синей птицы были неплохие шансы снова взлететь, правда, не слишком скоро. Хорошо если к лету. И тут, по словам Иренсо, была только одна опасность — что за это время Скрюух станет совсем ручной.
— Ну и отлично! — сказал повар Кадди, который, сияя от радости, ждал нас у калитки в обнимку со своей питомицей. — Будет летать над городом, а вечером возвращаться домой, как в гнездо.
Это да. Скандальной синей птицы сыйсу, с истошными воплями кружащей над крышами Старого Города, нам здесь до сих пор отчаянно не хватало. Оставалось надеяться, что Скрюух действительно выздоровеет и внесёт свой вклад в дело окончательного превращения нашего городского пейзажа в сложносочинённую галлюцинацию.