— Мне кажется, это очень полезная для тебя игра, — сказал Джуффин после нескольких партий, которые мы отыграли с переменным успехом, но вполне на равных. — Если и она не научит тебя не принимать слишком близко к сердцу несоответствие течения жизни твоим представлениям о должном, тогда даже и не знаю, как быть.
— Если не научит, останусь таким, каков есть, — отмахнулся я. — Тоже не смертельно.
— Надеюсь, что так, — подумав, согласился он. — Всё-таки ты очень живучий. Можешь позволить себе роскошь всерьёз изводиться из-за подозрительного поведения новых приятелей. И… из-за всего остального.
Очень любезно с его стороны не перечислять вслух полный перечень причин моих текущих огорчений. Не лучшая тема для болтовни за игрой.
А вслух я сказал:
— Да, в этой роскоши я натурально утопаю. Красиво жить не запретишь.
— Хотел бы я научить тебя вместо «ох, как всё плохо» думать: «Надо же, как интересно!» Но такое отношение к жизни приходит только с опытом. Ничего, сэр Макс, ещё какие-то несчастные лет пятьсот, и всё получится само.
— Бывает всё-таки совершенно неинтересное «ох как плохо», — сказал я, думая, разумеется, об умирающем лисе. Ничего интересного в его горе не было, как ни крути.
— Вот именно это я и имел в виду, когда говорил про опыт. Пока его недостаточно, любые разговоры о том, что неинтересных событий вообще не бывает, бесполезны. Впрочем, что касается твоих урдерских приятелей, ты и сам должен понимать, что щедрая судьба подкинула тебе любопытнейшую головоломку. А что ты пока не любишь, да и не особо умеешь их решать — так просто ещё не успел войти во вкус. Ничего, войдёшь.
— Штука ещё и в том, что головоломка поджидала меня в месте, где я искал совсем другого, — признался я.
— Другого — это чего?
Я пожал плечами.
— Даже не знаю. Другого, и всё. Чего-то прямо противоположного. Возможно, просто утешения?
— А. Ну, на твоём месте, я бы на это не особо рассчитывал. Не того ты склада человек, чтобы принять утешение из чужих рук. Может, и дадут, да взять не сумеешь. Всё, что ты можешь сделать, когда что-то идёт не так — встать, засучить рукава и исправить, если получится. А если не получится, лечь и умереть.
— Похоже на правду, — неохотно признал я.
— Я бы на твоём месте говорил это с другой интонацией. Торжествующей.
— Ладно, — кивнул я. — Потренируюсь.
И честно тренировался до самого вечера. Не уверен, что преуспел в искусстве торжествующей интонации, но настроение себе более-менее поднял. И всем окружающим за компанию.
А когда я уснул, мне снова приснилась игра в Злик-и-злак.