Объявление о розыске беглеца привело еще к последствиям более частного порядка. Во-первых, сам Георгий понял, что стоит ему теперь только появиться на улице, как его сразу же опознают, поэтому придется скрываться по крайней мере первые недели, пока его внешность немного не изгладится в людской памяти.
Сначала Георгий собирался сделать себе пластическую операцию, чтобы как-то изменить свою внешность, но оказалось, что единственный специалист в этой области уехал из Греции. А тут еще никак не хотели расти усы, вот ему и приходилось носить накладные. Чтобы изменить форму щек и разрез губ, Георгий пользовался жевательной резинкой, закладывая толстые пласты ее за щеки и на десны.
Тем временем сесть о Георгиосе Иванове разнеслась по всей Греции. Поляки, оставшиеся в Салониках, окаменели от страха. О том, чтобы отправиться на улицу Маврокордато, никто из них даже и думать не смел, за домом Георгия Иванова наверняка наблюдали полиция и гестапо. Ян Ламбрианидис сначала никак не мог понять, почему знакомые здороваются с ним издалека и прибавляют шаг, увидев его, но, купив газеты, понял все и только постарался, чтобы известие это не дошло до жены. Пани Леонардия редко заглядывала в газеты, поэтому она ничего не знала и ни о чем не догадывалась…
Предатель теперь решил заработать еще и обещанные оккупантами полмиллиона. Он пришел к выводу, что беглеца следует искать там, где ему в любом случае будет оказана помощь, то есть в родном доме. Несколько дней Тинос ходил по Салоникам, посещал старых друзей, чуть ли не обыскивал на свой страх и риск приморские клубные постройки и пригородные кабачки, заглядывал даже в вытащенные на берег лодки, следил за стоящими в заливе на якоре катерами, но так и не напал на след беглеца. Георгия Иванова никто не видел — ни носильщики с вокзала и пристани, ни чистильщики обуви, ни бродячие торговцы, ни кондуктора трамваев, ни нищие. Без надежды на успех Пандос заглянул в отель «Медитерране», но обслуживающий персонал там был полностью заменен новым, и из-за настойчивых расспросов он был даже арестован. Властям о нем донесла буфетчица Калиопа из бара отеля — единственная оставшаяся здесь довоенная сотрудница, как видно пользующаяся особым доверием у немцев.
Объяснив свою миссию, выпущенный на свободу Тинос уже просто с отчаяния решился посетить дом Ламбрианидисов.
Но и в родном доме Ирека, по всей вероятности, никто ничего не знал, хотя газеты с объявлением о беглеце, сулящие сказочные деньги, наверняка уже дошли и сюда. Пани Леонардии доносчик, правда, не застал, Лялек, кажется, катал по заливу каких-то друзей, а маленький Лесь еще не вернулся с занятий по музыке. Дома был только Ламбрианидис. Одетый в старый халат, он протирал оливковым маслом какую-то ветхую картину на дереве. Мимоходом взглянув на Тиноса, он не прервал своего занятия, только было заметно, как напряглись мускулы на его сухом лице. «Старый лис, он наверняка будет остерегаться меня», — подумал Пандос, без приглашения усаживаясь перед хозяином дома и начиная разговор с обычных оккупационных жалоб на дороговизну, на немецкие зверства, на союзников, которые явно не торопятся с помощью угнетенным народам.