Меир. Господа мои и учителя! Благодарю вас за великую честь, которую вы мне оказали. Я обещаю приложить все усилия…
В помещение входит Натан. В руках у него обрывок веревки и пергамент.
Натан. А вот и совет мудрецов! Можно ли простаку войти в собрание мудрых?
Даниил. Натан, что с тобой? Ты пьян?
Натан. Нет, я совершенно трезв. Я просто понял, что я — безнадежный дурак.
Давид. Что у тебя в руках?
Натан. Брурия. Это она сама (кладет на пол веревку), а это ее последнее письмо.
Меир. Последнее?!.
Натан. Да, вам все удалось, мудрецы. Вы, стая умных волков, затравили бедную лань. Как жаль ее! Если бы вам было знакомо милосердие, я бы предложил вам поплакать. Но вы слишком умны для таких чувств. А я не заслуживаю ни снисхождения, ни жалости. Я — круглый дурак, я — иерихонский простак! Я так ничего и не понял до самого конца.
Гамалиил. Дай мне письмо!
Акива. Натан, отдай записку мне.
Гамалиил. Акива, напоминаю тебе о дисциплине! Я пока еще глава Синедриона!
Акива. (Очень жестко) Ну-ка сядь на место, Гамалиил! Натан, сын мой, подойди ко мне.
Натан. Ты тоже знал обо всем, хотя она об этом и не пишет! Ты не мог не знать, ты же — самый умный!
Акива. Клянусь тебе всемогущим Богом, я ни о чем не знал. Дай мне записку.
Натан передает, Акива читает.
О Боже! Натан, я скорблю вместе с тобой!
Натан. Я не верю тебе, Акива! Я никому из вас не верю! Вы все заодно и все одинаковы! Мудрецы Израиля! Светочи познания! Я один недостоин находиться среди вас, ибо я прискорбно глуп. Поэтому я ухожу.
Акива. Куда же ты пойдешь?
Натан. В Вавилонию! Там, где сейчас Брурия. Там есть место всем, даже дуракам и простакам. Там найдется местечко и для меня.
Акива. Натан, сын мой, подожди!
Натан качает головой и молча выходит.
Гамалиил. Нужно немедленно провести расследование!
Акива. Гамалиил, тебе сейчас лучше помолчать. Дети мои, ступайте, найдите людей из похоронного братства, пусть потом заберут их тела, омоют и обрядят по обычаю. Похороны будут завтра утром, пусть подготовят могилы. Иосиф, проследишь за ритуалом и прочтешь молитвы. Скажете могильщикам, что все расходы я беру на себя. Меир, останься.
Ученики выходят.
Гамалиил. Акива, кто дал тебе право распоряжаться?
Акива. Гамалиил, ты не хочешь покаяться?
Гамалиил. Мне не в чем каяться!
Акива. Ах, Гамалиил, Гамалиил, кто-то из ненавистных тебе греков сказал: «Худших везде большинство». Он, безусловно, был прав. Так вот, ты из этого большинства, хотя мнишь себя избранным остатком. Неужели в душе твоей нет ни капли сочувствия, а есть только желание обелить себя и уйти от ответственности?