Тишину в комнате нарушал лишь шелест бумаги, когда Льюис переворачивал страницу в блокноте. Морс умел держать аудиторию. Синдики ловили каждое его слово.
— Вам всем известно — во всяком случае, большинству из вас, — что в прошлый понедельник ваш коллега, мистер Кристофер Руп, был задержан в связи с убийством Николаса Квина. Полагаю, вы также знаете, что вскоре он был отпущен. Улики против него показались нам недостаточными для дальнейшего задержания. Казалось, всё говорит о том, что у Рупа существует обоснованное алиби на тот период времени в пятницу, двадцать первого ноября, когда, по мнению полиции, был убит мистер Квин. И тем не менее, я должен вам сообщить, что, вне всяких сомнений, именно Руп и есть тот человек, который продал святая святых синдиката в Аль-Джамару и, насколько я знаю, ещё в несколько ваших заморских центров.
Некоторые синдики задержали дыхание, другие приоткрыли рты, но никто ни на секунду не сводил глаз с Морса.
— И во всех случаях, дамы и господа, его главным сообщником был ваш бывший коллега, мистер Джордж Бланд.
В комнате раздался всплеск удивления и шока, и снова — тишина и ожидание.
— Всё обнаружилось благодаря бдительности и честности одного человека — Николаса Квина. Когда именно Квин сделал своё открытие, мы, возможно, так и не узнаем наверняка, но я подозреваю, что это могло случиться на приёме, устроенном делегацией из Аль-Джамары, где рекой лилось вино и где у кого-то из виновных развязался язык. Квин читал по губам так ясно, что с тем же успехом они могли бы прокричать об этом в мегафон. И я полагаю, что прямым следствием весьма тревожного открытия Квина стало то, что он был убит. Убит за тем, чтобы заставить его замолчать. Чтобы виновные, злоупотребившие доверием общества, и далее могли гарантированно получать вознаграждение — не сомневаюсь, весьма значительное — от своих сообщников за границей. Более того, я думаю, Квин рассказал о том, что знал или, по крайней мере, сильно подозревал, не только виновной стороне, но и кому-то ещё — человеку, в чьей причастности к махинациям в синдикате он был твёрдо уверен. Таким человеком стал Филип Оглби. Есть свидетели, что Квин слишком много выпил на том приёме и что Оглби вышел следом за ним, когда Квин удалился. И вновь я строю догадки. Но нахожу более чем вероятным, что Оглби догнал Квина и сказал ему, что он будет глупцом, если сядет за руль в состоянии такого опьянения. Может быть, он даже предложил подвезти его до дома, не знаю. Одно почти несомненно — Квин рассказал Оглби о том, что узнал на приёме. Так вот, если Оглби сам состоял в шайке, многое из того, что было столь загадочным в смерти Квина, начинает вставать на свои места. Из всех коллег Квина только Оглби не имел алиби на интересующий нас период времени в пятницу. Он вернулся после обеда к себе в кабинет, где пробыл — во всяком случае, по его словам — до конца дня. Но кто бы ни убил Квина, он должен был присутствовать в синдикате вторую половину утра и между половиной пятого и пятью. И если хотя бы один человек из синдиката виновен в смерти Квина, единственный подозреваемый — это Оглби, тот самый человек, которому доверился Квин.