– У тебя прекрасная грудь, когда вот так, без бюстгальтера. Обнимая меня за шею, она прошептала:
– Я знаю, тебе не нравится, когда жесткие чашки.
– Мне все в тебе нравится, – сказал я улыбаясь. – Ты все еще стесняешься меня? – Она уткнулась лицом мне в грудь, прошептала:
– Я не могу иначе. Тебя это раздражает?
– Нет. Это даже трогательно. Я не люблю вульгарных женщин. – Она выключила свет, подошла к комоду, стала выдвигать ящик. Я снова сел к телевизору.
– Антони, выключи телевизор. – Она стояла и держала в руках сложенную простыню. Я сразу понял, что это простыня с отороченной узором дыркой. Она знала, как меня раздражает эта простыня, и стеснялась этого, но иначе она не могла. Но меня больше уже ничто не раздражало. Я взял у нее простыню, сам стал стелить ее на кровать. Она помогла мне, и мы расстелили ее так, чтобы она свисала с обеих сторон кровати. Я выключил телевизор, дал ей раздеться в темноте и сам разделся. И потом я уже без всякого раздражения ласкал ее тело через тонкую, белеющую в темноте ткань. Когда между половыми актами она уходила в душ, я не удерживал ее. Уснул я внезапно и не слышал, как Наоми ушла в гостиную на свою постель. Перед рассветом она меня разбудила, поцеловав в щеку. Она была в халате.
– Антони, уже утро. Тебе пора. – Спросонья я почувствовал возбуждение и схватил ее за руку. – Нет, нет, – зашептала она. Я притянул ее к себе, отбросил в стороны полы ее халата, прошептал ей в ухо:
– Ты же сама сказала, что мне пора. Вот мы и сделаем то, что уже пора сделать. – И она перестала сопротивляться.
На следующей неделе я опять помогал Шломо развозить заказы с кошерным мясом. Шломо был снова мрачен. Я знал, что его сын Абель болеет вирусным гриппом. На обратном пути из Манхэттена я спросил:
– Что с Абелем?
– Все в порядке, – коротко ответил Шломо.
– Здоров?
– Здоров.
– Значит, все в порядке, – бодро заключил я. – Самое главное – здоровье. – Шломо оставался мрачен. Конечно, имея девять детей при низких доходах, особенно не повеселишься. А через неделю в синагоге опять состоялась бармицва. Я уже слышал, как мальчик Сол под руководством Иони репетировал текст в бэтмэдрэше, и теперь будет уже не репетиция, а сам спектакль. В кухне толпились подростки волонтеры, помогавшие Ицхаку готовить праздничный ланч. Среди них были обе сестры Сола: младшая черноглазая Лиса и шестнадцатилетняя Малка, начавшая полнеть девушка с глазами шоколадного цвета. Иони и другие мальчики отпускали подростковые остроты, заигрывая с девочками. В кухне было жарко, и всегда розовощекая Малка так и пылала румянцем. Иони спросил: