— Ох, Реми, — улыбается она, — Ты можешь в это поверить? Мы будем так счастливы.
Я киваю.
— В смысле, — она поворачивается вокруг: — Это не похоже на то чувство, когда я первый раз пошла к алтарю.
— Неа, — соглашаюсь я, приглаживая ее волосы там, где они немного торчат.
— Но это такое чувство, словно сейчас все по-настоящему. Навсегда. Тебе так не кажется?
Я знаю, что она хочет от меня услышать, но все еще не решаюсь это произнести. Это похоже на плохое кино, через этот ритуал мы проходили уже дважды, насколько я помню. С этой точки зрения, подружки невесты и я рассматривали церемонию как вечеринку, на которой мы будем стоять в сторонке и обсуждать, кто потолстел или полысел с последней свадьбы моей матери.
Я не питаю иллюзий насчет любви. Она приходит и уходит, приносит счастье или горе. Людям не суждено быть вместе вечно, хоть так и поется в песнях. Возможно, я оказала бы ей услугу, если бы вытащила все свадебные альбомы, что хранятся у нее под кроватью, и показала фотографии, заставляющие ее выбирать те же вещи, тех же людей, тот же торт/шампанское/тост/движения для первого танца — все это мы будем вновь наблюдать через сорок восемь часов. Возможно, она смогла все забыть, убрав всех мужей и воспоминания с глаз долой и из сердца вон. Но я не смогла.
Она все еще улыбается мне в зеркале. Иногда я думаю, что если бы она могла читать мои мысли, то это ее бы убило. Или убило бы нас обеих.
— По-другому, — убеждает она себя. — На этот раз все по-другому.
— Конечно, мам, — я кладу руки ей на плечи. С того места, где я стою, они кажутся мне маленькими. — Конечно, так и есть.
Когда я иду в свою комнату, на меня выпрыгивает Крис.
— Реми! Ты должна это увидеть.
Я смотрю на часы — пять тридцать — и следую за ним в комнату ящериц.
Она тесная, и ему постоянно приходится поддерживать в ней жару, что делает пребывание здесь похожим на длинную поездку в лифте в никуда.
— Смотри, — он схватил меня за руку и рывком усадил меня вниз, напротив инкубатора. Крышки не было, и внутри стоял контейнер Tupperware, наполненный чем-то, напоминавшим мох. На нем лежало три маленьких яйца. Одно было разбито, другое всмятку, а у третьего была маленькая дырочка наверху.
— Смотри, — прошептал Крис и указал на яйцо с дырочкой.
— Крис, — я снова посмотрела на часы. — Я еще даже в душе не была.
— Просто подожди, — он снова показал на яйцо: — Это того стоит.
Мы вместе склонились. Моя голова начала болеть от жары. И затем, когда я уже собиралась вставать, яйцо зашевелилось. Оно немного покачалось, потом кто-то высунулся из дырочки. Крошечная голова, и как только яйцо разломалось, за ней последовало тельце. Оно было скользким и покрытым слизью, и настолько маленьким, что могло бы поместиться на кончике моего пальца.