— А мы уж думали, что ты накрылся, 2910-й. Рад, что обошлось.
И тут голос Бреннера перекрыл голос 2900-го. Представитель БСС был в панике.
— Нас окружили! Мы проигрываем бой — срочно роботанк сюда!..
Несмотря на боль, 2910-й разозлился. Только Бреннер называл Пиноккио просто «роботанк» — а когда упоминал его имя в документах, закавычивал его: роботанк «Пиноккио».
— Сейчас будем, сэр, — отозвался 2900-й. Оказывается, он уже стоял над 2910-м и наклонился, помогая ему подняться.
2910-й попытался найти глазами других УЖОСов.
— Потери большие? — спросил он.
— Четверо убиты, и один ранен — ты. — Наверно, ни один человек — ни один другой человек — не заметил бы боли в грубом голосе 2900-го. — Идти можешь?
— Даже встать не могу.
— Значит, поедешь на Пиноккио.
2900-й удивительно бережно поднял его на маленькое сиденье — «погонщик», то есть координировавший действия роботанка УЖОС, ехал тут, если скорость движения была слишком велика, чтобы просто бежать рядом. На шоссе, например.
Остатки отделения встали цепью впереди Пиноккио. 2910-й услышал, как 2900-й вызывает:
— Лагерь! Вызываю лагерь! Как у вас, сэр?
— Лейтенант Кайл убит, — ответил срывающийся голос Бреннера. — Только что прибежал 3003-й и сказал, что Кайл убит!
— Вы держитесь?
— Не знаю! — Было слышно, как Бреннер спрашивает, отвернувшись от микрофона: «Они держатся, 3003-й?»
— Воспользуйтесь перископом, сэр. Или «птичкой», если она еще не сбита.
Бреннер торопливо затарахтел:
— Я не знаю, держимся мы или нет. 3003-й был ранен, только что он умер. В любом случае он вряд ли знал… Вы должны торопиться! Скорее!
Это противоречило уставу — но 2910-й сдернул шлем, чтобы не слышать терпеливого ответа 2900-го. Теперь, когда не мешало бормотание Бреннера, он слышал далекие взрывы — несомненно, в лагере. Автоматные и пулеметные очереди сливались в почти неумолчный гул, на который накладывалось «у-у-у-бумм!» вражеских снарядов и ответный кашель минометов.
Затем джунгли расступились — перед ними открылся лагерь: среди травы и траншей то и дело вздымались фонтаны грязи. Отделение перешло на бег, а Пиноккио на ходу открыл огонь из пушки.
Они нас обвели, думал 2910-й. Нога болела, но как-то отдаленно; голова кружилась и стала странно легкой — словно он был орнитоптером, висящим в туманной мороси над своей же головой… Вместе с легкостью пришла странная ясность сознания.
Да, они нас обвели. Они заставили нас привыкнуть к небольшим коротким налетам, к разведкам боем — а когда мы наконец вывели Пиноккио из лагеря, они были готовы и ударили разом в двух местах: засада в джунглях и атака на лагерь…