— Корми ее время от времени, — наставнически прищурился атаман. — И носи ей воду из ручья. Не то потеряет вкус. От дозора я тебя избавлю на три ночи.
Поздним вечером, когда вампиры покинули нору, я принес девушке кусок обжаренной на костре кабанины и заваренный в медном котелке чай из листьев малины. Увидев меня, пленница вздрогнула и прижалась к стене.
— Доброй ночи, — я опустился на корточки, поставил котелок на пол, а мясо протянул девушке. — Не бойся, я людей не ем. Будем знакомы? Как тебя зовут?
— Настасья, — пленница сжала цветок папоротника в ладони, как талисман.
— Тихон, — я добродушно улыбнулся.
— Зачем ты обманул других упырей и посадил меня на цепь как собаку? — Настя спрятала в рукав высохший цветок. — Хочешь обратить в свое подобие?
— Нет, Настенька. Я никому не пожелаю своей участи. Я хочу тебя спасти. Но сделать это могу не раньше, чем на третью ночь.
— Почему?
— Мои соплеменники верят, что к тому сроку яд выведется из твоей крови, и я смогу тебя съесть.
— Чудной ты, Тихон. Прочий упырь сожрал бы меня, и не поперхнулся. Странный ты. Но я тебе верю. Верю — и все. Душа к тебе тянется.
— Возьми, покушай, — я настойчиво предложил ей кабанину. — Набирайся сил для бегства из ущелья.
Девушка откусила жесткого мяса и принялась напряженно жевать.
— Удивляюсь твоей смелости. Как хватило духа забрести в наши угодья?
— За счастьем погонишься — в пущих дебрях заплутаешь, — Настя печально улыбнулась. — Я страшненькая. И несчастливая. Не сосватал меня красивый богатый женишок. Сосед — старый пьяница один со мной хотел венчаться, да батенька не разрешил. Я лес я за папоротниковым цветом пошла. Народ талдычит, будто он счастье приносит.
— Вовсе ты не страшная. Чего зря на себя наговариваешь? — я присмотрелся к ней: светлые густые волосы, бесхитростные карие глаза, нос картошкой, толстые губы и мозоли на крепких руках — хорошенькая девчонка шестнадцати лет. Подол заляпан яблочным вареньем. Должно быть, она славная хозяйка, печет вкусные пироги.
Я облизнулся, вспомнив яблочный пирог Ульяны Никитичны.
Настя решила, что мне захотелось ее съесть. Попятившись, она выронила мясо из рук.
— Да не голодный я. Не робей. Мы, упыри, словно кошки, умываемся языком, — я вложил теплый котелок в трясущиеся пальцы девушки.
Она выпила чай и улыбнулась, согревшись.
— Быстро ты приручил девицу, — в кладовку заглянул Оса. — Как синичка клюет с руки. Обыкновенно узники плюются едой и плескают воду в лицо.
Рано он вернулся с охоты.
Я вытеснил его из пещеры. Обычно Осип меня слушался, но в этот раз течение его запаха подпрыгивало штормовой волной.