– Эй, кузнец, что это?
Он не отозвался и даже голову не повернул. Тогда богиня легко подошла ближе и тронула его за плечо. Кожа, туго натянутая на сустав и мышцы, была горячей и плотной, неуязвимой – о такую вполне может сломаться копье. И прикосновения Ники кузнец не почувствовал. Когда ему понадобился металлический штырь, он повернулся к богине и прошел сквозь нее, как через бесплотную дымку.
Ника не существовала в этом пространстве. Ее не должно было быть здесь. И все-таки она все видела.
В руках кузнеца позвякивали цепи с цельными звеньями, соединенными вместе древней магией. Это искусство утрачено на Олимпе, лишь титаны способны ковать такие нерушимые цепи – и хозяин этой кузницы. Он поднял цепь над головой, потряс ею, напрягая мускулы, и в его глазах сверкнуло мрачное торжество.
От очага полыхнуло жарким ветром, и Нику охватило тягостное предчувствие. Испуганно зашевелились за спиной белоснежные крылья, которым было не развернуться в кузнице – слишком тесно. Еще один порыв вдруг подхватил богиню и стал возносить, и быстрее, чем она успела что-нибудь сделать, ее ноги уже коснулись серых плит олимпийского пола.
Боги столпились на середине пиршественного зала и спорили, громко, как стая сорок. Ника, вся во власти дурных мыслей, которые так и не приняли внятную форму, пыталась протиснуться сквозь сомкнутые ряды.
– Дайте мне пройти! Гермес, отойди!
Но даже легконогий брат не слышал ее. Где она, если не здесь, почему ее тело не облечено в физическую оболочку, почему она лишь мыслящая субстанция? Что происходит?
– Что здесь происходит? – В зал вошли Зевс и Гера. Рука в руке, царственная олимпийская чета. Боги расступились, почтительно пропуская их к средоточию всеобщего интереса, Ника успела проскользнуть следом, так никем и не замеченная. И замерла.
Перед ней стоял трон дивной красоты. Даже трон Громовержца на возвышении в другом конце зала уступал ему. Женственная легкость сочеталась в нем с торжественностью убранства, подлокотники и ножки были затканы сплошь каменной вышивкой из драгоценных минералов, и они вспыхивали холодными искорками в рассеянном свете. Но главное великолепие трона заключалось в высокой резной спинке. Ее верхний конусообразный край до мелочей повторял очертания Олимпа, его силуэт. Вся поверхность тронной спинки была покрыта серебряными пластинами со сценками из жизни богов и людей. Ника узнала их с первого взгляда и стала озираться по сторонам в поисках таинственного кузнеца. Среди олимпийцев его не было.
Серебряные картины обрамлял чеканный орнамент из вплетенных в лавровый бордюр театральных масок трагедии и комедии. Театр… Ника припоминала, что люди тешат себя этим развлечением, прикидываясь на время теми, кем не являются, да еще и разыгрывая сценки, без изменений, представление за представлением, точно зная, чем все закончится. Странное занятие, она никогда не понимала, в чем его притягательность. Но век сменялся веком, а театр не исчезал из людского бытия – значит, зачем-то он им сдался. Сейчас не было времени всерьез размышлять над курьезами человеческого характера – она одна могла предотвратить надвигающуюся катастрофу. Неужели никто из богов, кроме нее, не чувствует жара, исходящего от трона? Он идет густыми волнами, с каждой минутой все нестерпимее, словно в нем заключена вся ярость дремлющего вулкана, странным образом оказавшегося посреди прохладного тронного зала Олимпа, в царстве серых оттенков и стеклянных стен.