Башня маячила вдали — высокая и неприступная. Хотя сейчас она и была ближе, но казалось такой же размытой, какой Герск увидел её впервые, и бронированная фигура также не стала чётче.
Нахмурившись и пытаясь лучше понять природу их возможного спасителя, Герск поздно заметил, насколько он отстал от остальных. Пытаясь ускориться, невзирая на риск, он почувствовал, как ласковый, шепчущий ветерок коснулся его левого бока, и через мгновение его охватила парализующая боль.
Герск скатился вниз по грязи, разрывая перчатки и раздирая руки в попытке замедлить падение. Он ударился головой об острую кромку камня, сминая и смещая шлем. Гвардеец отключился на несколько секунд. Он не был уверен на сколько. Очнувшись — попытался закричать, видя сквозь кровавую пелену медленно исчезающих в тумане Рзанева и Блезни, пока кровь из чудовищной раны на лбу обильно заливала ему глаза. Внезапно он почувствовал бронированную пяту у себя на шее, заставляющую его молчать.
— Шшш, ещё рано, маленький раб… — голос был женским и извращённо успокаивающим, а его обладательница вдавливала каблук с режущими кромками в беззащитное горло Герска. Сумев частично повернуть голову, Герск увидел нависающую над ним чужачку. Она была болезненно прекрасна, под стать своему ужасающему облачению, и величественна, бледная и твёрдая как камень.
Она присела на корточки и убрала ботинок, ослабив давление на шею Герска. Прильнув к нему настолько, что востроянец мог почувствовать её запах, с притворной застенчивостью прошептала:
— А теперь можно кричать…
Герск посмотрел туда, куда она указывала вытянутым пальцем. Палец заканчивался причудливо выглядевшим когтем, сделанным из странного, тёмного металла.
Блезни и Рзанев умерли, сделав несколько шагов по холму. Их последнее объятье было тем более отвратительным потому, что их руки пронзали грудные клетки друг друга и выходили из спины. Это было ужасно, и тут Герск понял — он встретил скульптора тотема из плоти.
Несмотря на парализующий яд в своём теле, Герск попытался закричать.
Иезанда содрогалась от очевидного наслаждения страданием раба. Она громко хохотала, пока он тщетно пытался зарыдать, плюнуть в неё и обматерить, даже несмотря на то, что часть тела обмякла от яда на её клинке.
— Не волнуйся, птенчик, — ворковала она как мать с ребёнком, — я скоро вернусь, а к тому времени лекарство, которое я дала, уже выветрится. Ты почувствуешь всё, что я для тебя приготовила, — пообещала она и томно встала в полный рост.
— А сейчас, — пробурчала Иезанда про себя, — где же твой большой бронированный друг?