Руки хватались за весла, бурлила вода, лодка уносилась в поток сияния. Колоколов пробивался к заветной встрече.
Да что значит для молодости сто, двести километров по течению?
Он ночевал на песчаных отмелях, он смотрел радостные и страшные сны в лодке, привязанной к упавшему на воду дереву. И всю ночь под ухом хлюпала вода, всю ночь она, как люльку, колыхала его лодку.
Его ночные костры спускались все ниже и ниже по извилистой реке, и по их движению видно было, как он приближался к протоке с лебедями. И за то, что он пробивался к Славке, Чара поила его хрустальной водой, тайга угощала рябчиками, земля одаривала лунными ночами и серебряными дорожками на реке, небо стряхивало ему звезды и разжигало зори.
А Колоколов был беден, как бывает бедна молодость. Он мог в ответ этому лесному краю подарить только свою любовь.
И вот теперь последний костер его горел на берегу тихой протоки, где плавало несколько белых лебединых перьев.
Пройдут три дня, и костры его двинутся вверх по реке.
И кто знает, какие это будут костры?
Костры радости или костры горя?
А в общем в двадцать четыре года, когда глаза ярки и зорки, а тело стремительно и ловко, — душа больше радуется и надеется, чем унывает и отчаивается. Что-то заставляло его верить, что Славка не уплывет на корабле, а умчится с ним на оленях. Он ясно чувствовал ее смятение, а уж если человек заколебался, то не так-то трудно увлечь его на свою тропу...
Он с хрустом потянулся.
Восторженно верещали птицы.
По земле ползала рваная тень дерева.
Клетчатая рубашка полетела на куст, брюки на ветку сосны, и бронзовое, поджарое тело веретеном вонзилось в воду. Видно было, как оно буравило прозрачную, текучую толщу. За ним на поверхности тропкой вздувались и лопались пузыри.
Колоколов подплыл к лебединому перу, посмотрел на берег.
К воде лохматой ратью теснился лес в лешачьих космах седого мха.
Колоколов вспомнил, что прошлым летом вокруг Чапо безжалостно вырубили такие же заросли.
«Неужели и это все под корень? — подумал Колоколов, и его радость сразу же погасла. — И как вдолбить людям, что нельзя истреблять фабрики воздуха? Мы задохнемся без них. Ведь человек в сутки пропускает через легкие десять тысяч литров воздуха. Как схватить за руки тех, которые, строя одно, истребляют другое? Это они предложили взорвать скалы и спустить на несколько метров воду Байкала. Это они начали выплескивать в священное море фабричные помои. Это они уже отравили сотни светлых рек! — Колоколов сердито бил по воде руками, подплывая к берегу. — Ведь это же нужно было газетчикам придумать такие фразы: «Человек вступил в борьбу с тайгой», «Тайга отступила под натиском техники». Да разве тайга враг человеку? Да вы что, товарищи, обалдели? С красой земли, с кормилицей, с зеленым золотом, с соболиными урочищами вы вступаете в борьбу, как с врагом! Хотите уничтожить ее! Тайга должна жить рядом с человеком, ее нужно беречь, любить!»