Любовь к истории. Ч. 2 (Акунин) - страница 28
Истинный герб Севастополя должен бы быть таким:
андреевский флаг из перевернутых факелов, символов безвременно угасшей жизни
Севастополь на вид — жизнерадостный город, белокаменно-зеленый, но мне показалось, что он — как есть, целиком — вполне пригодился бы для еще одной главы моих «Кладбищенских историй».
Судите сами.
Перед началом первой осады, в 1854 году, в городе жили 45 тысяч человек.
За неполный год в Севастополе и его окрестностях оборвалась жизнь 650 тысяч людей — немногим меньше, чем в блокадном Лениграде за три года. На одного довоенного севастопольца, йо-хо-хо, пятнадцать мертвецов…
До осады…
И после…
Во время второй осады 1941-42 годов история повторилась. На сто тысяч довоенных севастопольцев пришлось триста тысяч (по некоторым данным и больше) убитых — наших и немцев.
Земля здесь густо нашпигована осколками и костями; воздух — неупокоенными душами.
Не веселей дела и на рейде. Моряки прежних времен верили, что корабль живое существо и у него тоже есть душа. Большая бухта Севастополя — несчастливое место для кораблей. В 1854 году здесь затопили весь Черноморский флот, в 1916 году взорвался линкор «Императрица Мария», в 1918 и 1942 немцы топили корабли, в 1955 на глазах у города сгинул линкор «Новороссийск».
Да и сегодня как-то невесело. Великолепный рейд почти пуст, по углам жмутся две жалкие кучки: одна — российский флот, другая — украинский. Но если чуть немного подождать, увидишь выстроившиеся в шеренгу корабли-призраки. Они все здесь, никуда не делись: и «Три святителя», и «Двенадцать апостолов», и фрегат «Флора», и «Мария» с «Новороссийском».
На рейде большом легла тишина, а землю окутал туман…
drakonit
Интересный очень взгляд на наш Город. Да, крови тут пролито очень и очень много, и трагедий произошло немало.
Но все же Город не кладбищенский, это скорее покой старой крепости, нежели покой кладбища. И память эта светлая. Те, кто пали тут, пали с осознанием своей правоты и веры в то, за что дерутся, как в песне известной "здесь похоронены сны и молитвы, слезы и доблесть, прощай и ура…"
Напротив, у нас есть преемственность, светлая память о них, а не страх. С детства играл на старых батареях, бастионах, как и все севастопольские мальчишки на раскопки ходил — по окопам, дотам, ну не было страха, горечи какой-то, отторжения — они все наши, часть Севастополя, пока мы их помним, пока их дело продолжаем. Напротив, на этих местах какой-то покой ощущаешь, чистоту души, уверенность приходит. Ну как в светлом храме.
Севастополь — это не кладбище — это обнаженная грань рубежа, постоянный передний край борьбы за русское дело. Более русский имперский Город, чем сама нынешняя ужатая со всех сторон Российская Федерация, Город вечной обороны и борьбы (последняя столица Белого движения в европейской части России как-никак).