– За Квима и Иисуса! – стонал мальчик, по-крабьи отползая подальше от пламени.
Вот это кто, вот мальчик, чьи слова взорвали тишину и обратили толпу в сторону леса пеквениньос. «Это ты произнес те слова, – подумал Грего. – Ты отнял их у меня».
Мальчик поднял глаза и сразу узнал его.
– Грего! – воскликнул он и кинулся к нему. Его руки обхватили Грего за пояс, голова прижалась к бедру. – Дядя Грего!
Это был старший сын Ольяду, Нимбо.
– Мы сделали это! – чуть не плакал мальчик. – Отомстили за дядю Квима!
Огонь громко потрескивал вокруг. Грего поднял мальчика на руки и вынес его из бушующего пламени подальше в лес, туда, где было прохладнее. За ним двинулись и все остальные. Языки пламени подгоняли людей, ветер гнал пожар прямо на них. Многие испытывали то же, что и Грего: усталость, страх, боль от ожогов, полученных, когда они вытаскивали из-под деревьев своих сограждан.
Но кое-кого – и весьма многих – еще не затронул огонь, в сердцах их все еще бушевал костер, который Грего и Нимбо запалили на площади.
– Сжечь их ко всем чертям! – то тут, то там продолжали раздаваться призывы.
Распаленные люди собирались в небольшие группки, похожие на водовороты в бурном потоке, но теперь в руках они сжимали сделанные из ветвей деревьев факелы, запаленные от бушующего в сердце леса огня.
– За Квима и Христа! За Либо и Пипо! Жги деревья! Жги деревья!
Грего, шатаясь, двинулся к ним.
– Опусти меня, – попросил Нимбо.
Вперед, к толпе.
– Я сам могу идти.
Но Грего, казалось, ничего не слышал. Что-то гнало его вперед. Он не мог отпустить Нимбо, не мог постоянно останавливаться и ждать, пока тот не нагонит его, но и бросить мальчика было нельзя. Да не покинешь ты сына брата своего в лесу пылающем. Поэтому он нес его на руках. Тело Грего нестерпимо болело от напряжения, обожженное плечо превратилось в пылающий сгусток боли, но в конце концов, изнемогающий, он выбрался из леса к старым воротам. Тропинка, которая вывела его, вливалась в дорогу, ведущую к лабораториям ксенобиологов.
На поляне, сразу перед лесом, собралась огромная толпа, многие размахивали факелами, но почему-то никто не решался подойти к двум отдельно растущим деревьям, вздымающимся перед колонией, – к Человеку и Корнерою. Грего, все еще сжимая в объятиях Нимбо, пробился сквозь толпу; сердце его судорожно стучало, его переполняли страх и страдание, но все же где-то внутри еще теплилась искра надежды, ибо он догадывался, что остановило людей с факелами. И когда он наконец выбрался на открытое место, то убедился в своей правоте.
Вокруг деревьев-отцов сгрудилось не меньше двух сотен пеквениньос, маленькие тельца сбились в одну кучу, со всех сторон осажденные озлобленными людьми. Несмотря на безвыходность положения, чувствовалось, что туземцы будут биться до последнего и полягут здесь все, но не позволят людям сжечь эти два дерева. Однако будет так, как решит толпа, пеквениньос не остановить настроенных на убийство людей.