— Может быть, Рэвенсберд, — сказал он, — вы сообщите лорду Дэну, что делали во время вашего отсутствия в «Отдыхе Моряков» и где вы провели это время? Судя по вашим собственным словам, вы находились в отсутствии почти полтора часа.
— Я почтительнейше доложу милорду, что где я был — не относится к этому делу, — отвечал Рэвенсберд. — Мичель объявил, что убийство было совершено…
— Позвольте, Вы второй раз называете это убийством.
— Ведь и другие так называют! — вскричал Рэвенсберд.
— Не таким самоуверенным тоном, как вы. Продолжайте.
— Мичель говорит, что это случилось без двадцати двух минут девять. Я воротился в гостиницу в двадцать минут девятого. Если бы даже я прямо пошел с утесов в гостиницу — а я совсем не был на утесах в этот вечер — я должен был бы уйти оттуда в восемь часов, или около того, чтобы поспеть к тому времени, о котором я говорю. Я воротился в двадцать минут и не выходил опять. Если это докажут — а вы можете спросить двенадцать свидетелей, по крайней мере, в гостинице, — тогда я скажу, мистер Эпперли, что вы не имеете права разбирать мои поступки. Когда будет доказано, что я не нападал и не мог нападать на капитана Дэна, то я сделаюсь также свободен и независим, как вы. Я начал играть в домино с одним из посетителей в половине девятого и играл с ним до десяти.
Яснее всего в это время было послать в гостиницу, чтобы слова подсудимого были подтверждены или опровергнуты. Сам сержант пошел туда, и лорд Дэн ждал с плохо скрываемым нетерпением. Как и прежде, единственным человеком, сохранившим полную непринужденность в этой комнате, был Рэвенсберд.
Бент воротился. Он пришел, повесив нос. Гауторн, его жена и еще два-три достойных свидетеля объявили, что Рэвенсберд воротился в гостиницу в двадцать минут девятого. Они могли определенно указать время, потому что Рэвенсберд обратил их внимание на часы в гостиной, сказав, что они совершенно верны с церковными. И это было справедливо, что он больше не выходил и играл в домино до тех пор, пока не пошел спать.
При таком показании не было предлога держать Рэвенсберда под арестом, и лорд Дэн неохотно велел его освободить. Неохотно, потому что в глубине сердца он все еще считал его виновным.
— Вы свободны, Ричард Рэвенсберд.
— Милорд, — сказал оправданный подсудимый, выходя из угла, где он стоял, и подходя к лорду Дэну. — Я думаю, что даже и теперь, несмотря на свидетельство, вы считаете меня убийцей моего господина. Еще раз позвольте мне сказать правду: я совсем не видал его после того, как ушел из замка утром.
— Я думаю, что это были вы, вы, и никто другой, — отвечал лорд Дэн, наклонив вперед свое строгое лицо. — Вы восторжествовали на время, но я напомню вам, Ричард Рэвенсберд, что такие преступления обнаруживаются рано или поздно.