Тупой болью отозвался прикушенный язык. Боль отрезвляла.
Каждый вдох давался с трудом. Наверное, легкие действительно превратились в решето.
Еще несколько капель крови — все, что во мне осталось. Ну и пусть. Главное, чтобы хватило на последний удар.
Мы атаковали одновременно. Три ледяных копья пронзили дракону крылья и грудь.
Он закричал — так мог бы кричать смертельно раненный человек.
Я успела заметить, как поверженный ящер всем телом рухнул на одну из привратных башен, прежде чем нас накрыла выпущенная им огненная лавина…
* * *
Есть предел тому, что человеческий мозг готов воспринять, глаза — увидеть, а обоняние — почувствовать. Боль от ожогов, ослепляющий огненный свет — ничто по сравнению с непередаваемой, отвратительной вонью горящей человеческой плоти. Густая и словно бы вязкая, она залепила глотку — и только страшный, выворачивающий внутренности кашель позволил ненадолго избавиться от нее.
Лицо саднило и чесалось. Из растрескавшихся губ текла кровь. Я слизнула ее сухим языком. Все члены будто одеревенели, каждое движение отзывалось болью…
И все же я была жива. Чудо? Скорее уж, отсрочка казни…
Помогая себе локтями, я поднялась на колени. Зрение возвращалось постепенно — медленно сквозь черную пелену проступали силуэты…
Вначале я увидела Ниссу. Издав радостный вопль, больше похожий на воронье карканье, хотела было броситься с объятиями, но тут увидела, что она держит на коленях.
Голова Шена наполовину обгорела, волос почти не было, левая сторона лица представляла собой кошмарное месиво из горелого мяса и белых проплешин — не сразу я поняла, что огонь сжег плоть до кости. Правая сторона сохранилась чуть лучше, и из-за этого лицо походило на маску паяца — потому что там, где огонь сожрал кожу и мясо, обнажившиеся зубы сияли в ухмылке.
Застонав, я прижала руку ко рту, боясь, что содержимое желудка вырвется наружу. Дышать стало так сложно, что я невольно подумала, научусь ли когда-нибудь делать это снова.
Ничто больше не требовало объяснений. Наша с Ниссой «везучесть» вовсе не была случайностью — когда обрушилась огненная лавина, Шен закрыл нас собой. Прочности файтона и его собственного тела хватило, чтобы мы уцелели… но сам он…
— Глупый… ну зачем? — Нисса не плакала, глаза ее были сухими, будто огонь выжег из них всю влагу.
Грязная худая ладошка, похожая на птичью лапку, гладила юношу по уцелевшей щеке.
— Хотел стать героем? — Девушка поднесла ухо к страшной ухмылке и словно бы прислушалась. Затем тихонько рассмеялась.
— Даже сейчас у тебя дурацкие шутки, Шен.
— Нисса! Нисса!