– Ого! Так она?..
– Нет, это не то, о чем ты подумал. Кашубская – филолог, специалист по скандинавской литературе. Самое главное – в совершенстве владеет шведским и финским языками.
– И что же? Отправили ее в Швецию?
– Отправили. Причем невзирая что происхождение там отнюдь не пролетарское, а сама Кашубская даже не комсомолка. Посему, думается мне, и тут без Гиля не обошлось.
– А здесь какая связь? Гиль – он же крестный Лены, а не Нелли?
– За Кашубскую хлопотала сама Коллонтай, которая доселе эту барышню в глаза не видела. Однако некогда Коллонтай состояла в приятельских отношениях с Гилем.
– Вы намекаете, что?..
– Не намекаю, а предполагаю. Скорее всего, Казимирыч сыскал способ порекомендовать Нелли для подобной работы. Не удивлюсь, если москвичи дали добро на выезд, рассчитывая, что с Кашубской тот постарается переправить свои тетради на Запад.
Кудрявцев секундно задумался.
– В принципе, версия вполне состоятельная.
– Состоятельная, но не состоявшаяся: не обнаружили в вещах Кашубской ничего крамольного…
Ладно, хорош. У меня тут и других дел, помимо отработки московских капризов, по горло. Марш отдыхать! Пока я не передумал.
– Всего доброго, Валентин Сергеевич.
– Володя! – уже в дверях окликнул Иващенко. – А вот ежели без отчетов и провокаций? Как персонально тебе за эти две с огузком недели Гиль показался? Если не хочешь, можешь не отвечать.
– Врать не буду. Нравится мне этот старик. Ой! Извините!
– Вот то-то и оно, что нДравится. Матка, понимаешь, боска…
* * *
Неожиданно сделавшись обладателем полноценного отгула, Кудрявцев выкатился из центрального подъезда Большого дома[14], однако повернул свои стопы вовсе не в направлении Выборгской стороны, где снимал комнатку в коммуналке на Лесном проспекте.
А двинулся он в сторону строго противоположную – через тихую и славную улочку Пестеля да через речку Фонтаночку, держа ориентиром Михайловский сад. Конечной же целью неспешной прогулки залегендированного сотрудника госбезопасности являлся Русский музей. Вернее, его штатная единица – искусствовед Елена Алексеева (в девичестве – Кашубская). Важный момент! Кудрявцев направлялся в храм искусств, движимый отнюдь не служебными, а исключительно личными интересами. А все потому, что накануне оказался буквально очарован этой женщиной.
Елену нельзя было назвать в строгом смысле слова красавицей. Однако выразительные голубые глаза, густые, совершенно пепельные волосы, не потерявший стройности, несмотря на две беременности, стан – все это, в соединении с привлекательной улыбкой и образцово-славянским типом лица, делало эту женщину словно бы… нездешней. То бишь совершенно не соответствующей типичному образу советской женщины с киноэкрана или с агитплаката. С ходу считывались и угадывались в ней: и мощная энергия характера, и потаенная (до поры?) чувственность, и утонченность аристократической породы предков – польских шляхтичей. Такого рода женщин на жизненном пути Кудрявцева не встречалось ни разу. Неудивительно, что он запал на Елену сразу и вдруг, хотя весь вечер и пытался старательно скрывать свое эмоциональное потрясение.