Юля посмотрела на часы и начала собирать сумку. До конца рабочего дня оставалось двадцать минут, вряд ли уже появится какой-нибудь клиент. Третий день ей не удавалось оформить ни одного договора, но особой тревоги это не вызывало — временное затишье обычно потом с лихвой компенсировалось днями активной работы.
Девушка подошла к зеркалу, расчесала длинные светлые волосы, расправила воротник кружевной блузки, одернула пиджак и — как всегда — осталась довольна собой. Оставалось придумать, на что употребить вечер. Можно позвонить кому-нибудь из приятелей и пригласить себя куда-нибудь. Можно заехать к одной из подруг. А можно поехать домой, сварить спагетти с карри и шампиньонами, которые она не позволяла себе уже больше месяца, поваляться на диване перед телевизором. Наташа, ее подруга, с которой они вместе снимали квартиру, уехала на пару дней к тетке в Новгород, значит, никто не помешает насладиться покоем и одиночеством.
Юля решила выпить на дорожку кофе. На улице опять стояла промозглая слякоть. Еще утром она промочила ноги, и хотя, придя в офис, сразу надела запасные колготки и переобулась в туфли, весь день ее познабливало. В помещении было прохладно, и сотрудники то и дело грелись чаем или кофе. Вот и сейчас чайник оказался еще горячим. Юля насыпала в чашку кофе, сахар, налила воды и села поближе к батарее.
Настроение было не из лучших — раздражение так и плескалось через край. Для начала опять позвонил чертов Влад, прилипала. Сказали ведь ему, что она уволилась. Да еще, как назло, попал именно на нее, пришлось отшить, и очень грубо. А потом для комплекта нарисовалась матушка и начала прямо по телефону ее отчитывать да воспитывать. Господи, да сколько же можно!
Сколько она помнила себя, мать всегда была если не врагом, то, по крайней мере, недругом. Что бы Юля ни делала, матери не нравилось. Она вообще была какой-то странной. Юлины круглые пятерки, рисовально-танцевально-музыкальные успехи, приводившие родню и учителей в экстаз, — все это мать только раздражало. Она хотела, наверно, чтобы Юля была такой, как все — обычной серой мышью. «Юля, нельзя считать себя лучше других!» А почему, спрашивается, нельзя? Так уж заведено, что одни всегда чем-то лучше, другие хуже, и глупо притворяться, что это не так. Кроме того, мать явно завидовала ее красоте. Когда-то она была, судя по фотографиям, очень даже ничего, но потом совсем перестала за собой следить и превратилась в обычную толстую тетку. И, видимо, ее, Юлина, привлекательность просто выводила мать из себя — как постоянное напоминание о том, чего она лишилась.