Прошло немного времени, и вот уже послышался глухой посвист — вжиг! — это первый косарь сделал первый взмах. Еще раз — вжиг! Руки со сна чугунные, тело неповоротливое. Тяжелая коса ходит медленно.
Отошел ведущий косарь на сажень, и вот уже вторая коса запела — вжиг, вжиг! Потом подала голос третья, и четвертая, и пятая.
Шаг за шагом стряхивало сонную усталость тело, становясь упругим и сильным. И вот уже коса пошла летать взад и вперед, будто перышко. С глухим чмоком падала на землю скошенная трава. Полтора десятка кос одновременно взлетали вверх и, сверкнув острыми жалами, ныряли в росистую траву. И росли, росли на глазах зеленые прокосы, перегороженные высокими валками.
В размеренный шум кос вдруг ворвалось пулеметное стрекотанье конной сенокосилки. Ее гул веселил, бодрил косарей. То и дело слышался задорный возглас:
— Берегись! Пятки подрежу!..
— Прибавь шагу!
6.
До завтрака Федотова косила вместе со всеми. Потом они с Новожиловой поехали в деревню.
— Нам бы уломать двух-трех поперешных, — говорила Новожилова, подъезжая к деревне, — остальные за ними пойдут.
— Давай тогда начнем с самой поперешной, — предложила Федотова.
— Давайте, — согласилась Новожилова и повернула коня к избе Долиной.
Хозяйка была дома. Хлопотала возле печи. С той голодной и страшной зимы и дом, и его хозяйка заметно переменились, будто помолодели. И хотя в избе было по-прежнему пусто, но зато все вымыто и выскоблено до блеска. На голове Агафьи черный, по-старушечьи повязанный платок. Но он не старил ее. Даже наоборот, оттенял моложавость лица. Правда, щеки глубоко запали и густые тени залегли под глазами, но все равно лицо казалось молодым. А все из-за глаз. Уж очень яркими были они, и от света их становились невидимыми преждевременные морщины и скорбные складки у рта.
Долина настороженно посмотрела на вошедших, но поздоровалась приветливо. С тех пор как Синельников с Лазаревым спасли ее от голодной беды, отношение Агафьи к уполномоченным резко изменилось.
Она пригласила гостей проходить. Вытерла тряпицей руки и встала перед ними, подперев угол русской печи.
— Садись, Агафья, — Федотова хлопнула ладонью по скамье. — В ногах правды-то маловато. Садись!
Агафья села. Уронила на колени костистые красные руки.
— Как твое житье-бытье? — поинтересовалась Полина Михайловна.
— Жить не живется и помирать не помирается, — ответила Агафья. — Четверо их. Попробуй-ка прокорми. Сейчас хоть зелень выручает.
— Коля Долин — твой сын? — Полина Михайловна улыбнулась, вспомнив вчерашнюю встречу.
— Мой.
— Боевой парнишка.
— Боевой, — обмякшим голосом согласилась Агафья. — Только вот школу бросил. День и ночь в работе, как мужик. Без него мы совсем пропали бы. А года идут. Отстает от грамоты. Что батька скажет… если с фронта вернется?