— После такого количества кругов на пупке будет кровоподтёк.
Взрыв хохота был мне ответом.
— Вы меня не так поняли, — сказала девушка. — Нужно водить вокруг пупка монаха… А не статуэткой вокруг вашего пупка.
То ли от огромного количества контактов, то ли от изобилия информации, но к вечеру у меня разболелась голова. Пришлось принять обезболивающее и расстаться с моим белорусским сибиряком.
Утром следующего дня всё повторилось. Оттович позвонил, что едет за мной. По дороге в аэропорт он комментировал всё те же достопримечательности, но в обратном порядке.
— Миша, ребята вернулись из рейда, — говорит Трубник, входя во взводную землянку.
Шаповал затягивает ремень поверх полушубка, собираясь выйти наружу.
— Все живы? — спрашивает он.
— Да, — говорит Трубник, проходит к железной бочке, которая служит печкой-буржуйкой, и греет возле неё руки, — есть интересные новости.
— Какие?
— Жителей деревень, что вокруг места диверсии, привлекали к перевозкам убитых и раненых.
— И сколько их было?
— Судя по тому, что работали трое суток, а ранеными забиты все близлежащие деревни, около полутысячи.
— Солидно.
— Тебя можно поздравить.
— Всех нас можно поздравить.
— В деревнях развесили листовки.
— С фотографией?
— Нет, но твоя фамилия указана правильно. За тебя и твою группу назначено вознаграждение.
— И какое?
— Десять тысяч немецких марок.
— Всего-то! Пожадничали фрицы, наша группа стоит намного дороже. Но не это интересно.
— А что?
— А сам подумай, ты же диверсант.
— Не догадываюсь.
— Откуда у них такая точная информация?
— Да, любопытно. Выходит, они тоже не зря хлеб едят?
— Не зря, не зря. Но о чем это говорит?
— Не знаю.
— О том, что конспирацию соблюдать надо, — говорит Шаповал и выходит из землянки. Трубник остаётся один. Он падает на сено, что покрыто старым половиком, принесённым из ближайшей деревни, и закрывает глаза.
«Откуда у Шаповала — гражданского человека — столько понимания законов войны и в особенности партизанской войны? — думает он. — Службу начинал связистом. Командиром не был, громовым голосом не отличается. Да и вид у него не начальственный: всегда торчащие русые волосы, вздёрнутый нос, лукавая улыбка. Никогда не высовывается. Правда, очень живой, подвижный, про таких говорят: «семь дыр на месте вертит». Но мало ли в отряде подвижных ребят».
Сколько раз попадал с ним Трубник в трудные ситуации, но ни разу не видел его растерянным. И каждый раз удивлялся его самообладанию. Иногда ему казалось, что Миша где-то получил специальную подготовку, но по законам конспирации не может об этом рассказать.