— Правда.
Анастасия вздохнула.
— Вот женщины и сходятся. Раньше начальство разлучало такие пары, рассылало по разным бригадам, переводило жить в другой отряд, но на этом ничего не кончалось, одни истерики начинались. Теперь тюремщики, наоборот, приглядываются, нет ли пары, всячески способствуют, чтобы были вместе, тогда тишь да гладь. Многие пары очень стабильны, прямо семья, как муж с женой. „Жена“ греется на солнышке, „муж“ приносит чифир, обслуживает. Но в зоне всегда живут и бляди. Ходят по рукам. У них дурная слава, как у блядей. — Он словно поперхнулся. — Ой, прости…
Зазвонил телефон, и Настя услышала в трубке нудный и тягучий, как гудок, голос Валентина: „Любовников принимаешь? Променяла меня на хмырика плешивого?..“ Она выдернула вилку из розетки, и в трубке стало тихо, как на том свете. „Почему от Валентина всегда исходят некие „потусторонние“ веяния?“ — подумала было Настя, но вернулась к реальности, наткнувшись на взгляд отслужившего солдатика.
— Валера, а ты в каком же чине службу закончил? — спросила просто так, чтобы продолжить беседу.
— Я? Старшина.
— Говорят, что лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора. — И эту пословицу она вспомнила просто так, вовсе не подозревая, что это может оказаться не к месту.
Глаза Флейты вдруг заблестели, увлажнились, и большая, как ядрышко арахиса, слеза скатилась по щеке. Скупой и мужской эту слезу никак нельзя было назвать.
— Валера, что с тобой?
Он всхлипнул, как ребенок, а Настя не понимала причины.
— Да, трахали меня и майоры, и полковники. Даже генерал один пользовался… Ты же помнишь, какой я был… Два года назад. Целая жизнь прошла.
Настя поняла, что ему нужно выплакаться, этому усталому, битому судьбой существу с поредевшей макушкой и выпавшим зубом, с неизбывной тоской в глазах и не по возрасту впалыми щеками.
„Ты помнишь, какой я был тогда?“ Да, Настя помнила романтичного юношу, изящного, как древнегреческий бог в нежные годы. Когда он заканчивал школу, то еще едва начинал бриться, и, танцуя с ним на выпускном балу, она заметила нежный, как на персиковой кожуре, пух над его верхней губой. Он был изящен, как Дафнис, на которого тоже покушались мужчины. Правда, если сравнивать, менее успешно…
Какой опытной, битой жизнью, испорченной Анастасия казалась себе тогда. И какими невинными, словно агнцы божии, выглядели рядом с ней одноклассники. Но вот, спустя всего несколько лет, они поменялись ролями. И этот парень, прошедший „армейскую школу“ — насилие, дедовщину и еще Бог знает что, — теперь предстал перед ней маленьким старичком из „Сказки о потерянном времени“ Шварца.