— Что, если я уговорю Лайона Рэтлифа дать мне интервью? Он будет…
— Унылым дерьмом. Ни черта нам не скажет. Да и кому он, к дьяволу, нужен? Нам нужен старик, Энди. И нужен он нам сейчас, пока не отбросил копыта. Ты ведь все еще хочешь работать на Си-эн-эн, а?
— Конечно. Больше всего на свете.
— Так прекрати деликатничать. Энди, детка, ты в состоянии надрать задницу всем большим — мальчикам и девочкам, там, на Си-эн-эн, — в голосе его проступила почти отеческая гордость. — У тебя есть талант. Ты одна из лучших репортеров в стране: ты заставила серийного убийцу плакать прямо на камеру. Я видел это, причем на мне в этот момент не было очков. Ты молодая, красивая и сексуальная до неприличия — с этими твоими, черт их дери, золотистыми глазами и аппетитной фигурой. Заставь все это работать. Соблазни этого ковбоя и …
— Лес!
— О да, я чуть не забыл. Я же говорю с самой фригидной женщиной, когда-либо рожденной на земле, чтобы приводить мужчин в отчаяние. Слушай, Энди, ты для кого себя хранишь? Я, черт побери, убежден, что не для меня — и не потому, что я недостаточно старался. С тех пор как Роберта не стало, ты себя ведешь как девственница-весталка. Бога ради, три года прошло, ослабь узду. Давай, взмахни своими длинными ресницами и заполучи этого пастуха, пусть станет воском в твоих руках.
Она чуть не засмеялась от абсурдности идеи о том, что Лайон Рэтлиф может быть воском в чьих бы то ни было руках. Вместо этого она обреченно вздохнула. В какой-то мере Лес был прав: никакой жизни, кроме профессиональной, у нее не было. Возможно, причиной тому было то, что Роберт погиб, выполняя свою работу. Возможно, то, что ее отец был выдающимся журналистом. Энди Малоун чувствовала себя практически обязанной преуспеть в своем ремесле.
Работа на «Телекс» не была работой ее мечты, хотя национальное вещание и делало передачу заметной. Она страстно хотела на Си-эн-эн. Чтобы заполучить такую работу, она должна была снять сенсацию. Интервью с генералом Майклом Рэтлифом гарантированно привлечет внимание руководства телекомпании.
— Ладно, Лес. Мне не нравятся твои средства, но я преследую те же цели. Я рискну еще раз.
— Узнаю мою девочку. Что, если попробовать подобраться ближе с этим озеленением? Может, сумеешь пробраться туда под видом какого-нибудь гипофиза?
— Это железа, идиот, а не кустарник. Тогда уж скорее под видом питтоспорума — это вечнозеленый куст.
— Черт, не разбираюсь ни в том ни в другом. Но все могу использовать по назначению, если понимаешь, о чем я.
— Пока, Лес.
— Пока, люблю тебя.