И вот контролер заводит ее в камеру. Точнее, три контролера! Ее по одному никогда не водили. Нас на прогулку три месяца водили четверо благодаря Зареме. Обычно как — один контролер до лифта ведет, другой в лифте сопровождает, третий во дворике следит. Но, когда приняли Зарему, все стало очень серьезно. Возле нас везде было четверо. Говорят, всех чеченцев так водят. Мужиков вообще в наручниках. А гуляешь на крыше. И только со своей камерой. И больше ты там никогда никого не увидишь.
И вот заводят Зарему в камеру. И мне почему-то становится грустно. Ну представьте. Заходит девочка, сорок третий размер обуви, рост сто семьдесят пять и вес, как потом выяснилось, восемьдесят восемь кило. Ее потом вызывали в санчасть, взвесили. Она говорит, надо же, разъелась я у вас в Москве, вообще-то я восемьдесят пять вешу. В тюрьме потом похудела на пятнадцать килограммов.
Так вот, заходит она. А вы меня видите. Во мне пятьдесят килограмм. И эта весовая разница меня очень смутила. Плюс террористка, чеченка. Я уже сидела когда-то с тремя чеченками. И характер их знаю хорошо. Плохой характер. Своеобразные девушки.
Когда приезжаешь в тюрьму, тебя переодевают. Вот ее и переодели. Синяя спецовка типа пижамы. Черные ботиночки, этакие бутсы сорок третьего размера. И рука у нее, как моя голова. Вела она себя крайне нервно. Боялась. Первое, что спросила, можно ли здесь делать намаз. Я отвечаю: вон правила на стенке висят. Все религиозные обряды имеешь право отправлять. Разрешается также иметь предметы религиозного культа небольшого формата. А для себя еще больше загрустила. Ну, представьте, камера маленькая, сидишь вдвоем, и пять раз в сутки человек надевает на себя всякую хрень и начинает завывать. Но надо отдать ей должное. В три ее привели. Вечером она сделала намаз, утром — еще один. И на этом ее религиозность закончилась. Коран, правда, взяла в библиотеке, но я не видела, чтобы она его открывала. Я в него пару раз заглянула, мне интересно было почитать эту хрень, прости Господи. Еще ей из мечети книжечку привезли “Путь к Аллаху”. И ее она не читала. Опера поначалу дышать на нее боялись. Только чтоб не замкнулась. В мечеть съездили, купили ей колбасы какой-то мусульманской. Конская, наверно. Ей и адвокат потом все время такую колбасу передавала. Зарема говорит: “Дура какая, ну передала бы нормальной, что ли, по ошибке…” Попросить-то она стесняется.
Когда она сказала, что ее зовут Зарема, я ж не буду дурочкой притворяться. Слушай, говорю, это ты хотела тут нас подорвать-то вообще? Да, я. Ну не знаю, мы как-то сразу вошли в контакт. В тюрьме есть такое правило. Вот она одета черте во что, я с ней начала делиться. Какой-то футболкой, тапочками, чтобы ей было более-менее уютно. Чай, кофе. Кипятильник я потребовала обратно. Мне его дали. Я вскипятила воду, тут же открывается кормушка, давай назад. Я человек вежливый, говорю: смотрите, не обожгитесь. А Зарема уже потом приспособилась, все норовила горячим кипятильником контролеру прямо в ладонь ткнуть.