— Кхм… — задумчиво разглаживая длиннющую чёрную бороду, гном поглядел вслед удаляющейся парочке. — Так зубы, получается, продавать не будем?
— Если тебе удастся отнять их у этих двух застенчивых и беззащитных «дам», то можно и продать. Только я с тобой эту тему никогда не говорил. Вот, и Катрина с Длиннохвостом свидетелями будут.
— Да не такие с этих зубов и большие деньги, — тут же поспешно махнул рукой гном. — Я тут вроде тебе рассказывал, как несправедливо некоторые люди оценили мой личный вклад в общую победу…
Глухая провинциальная деревушка не представляла из себя ничего интересного. Точнее, она вообще ничего из себя уже не представляла. Заросшая дорожная колея, покосившиеся самые обычные деревенские избы с заколоченными окнами, и маленькие деревца, растущие во дворах.
— Давай садись. Эти качели ещё нас с тобой переживут.
Сидя на широких качелях, Сидорин с насмешкой поглядел на стоявшего напротив Артура.
— Дочь мне рассказывала, что ты становишься абсолютно «ватным» как только что-то начинает выбиваться за рамки твоей логики. Хотелось лично убедиться в этом.
— Она даже это вам рассказывала.
— К сожалению да. Ну ты сядешь, или предпочитаешь возвышаться над своим начальником?
Решительно сделав шаг вперёд, Артур уселся рядом со своим бедующим тестем.
— Ну вот и отлично. Догадываешься что это за деревня?
— Полагаю тут вы родились Александр Владимирович.
— Угадал. А на этих самых качелях прошло всё моё детство. Затем мать развелась с моим отцом, вышла замуж за городского и я оказался в районном центре. Короткая и обычная для нашей страны биография деревенского паренька. А года два назад в этом селе умерла последняя старушка. Баба Эля. Она жила во-о-он в той избе, — Сидорин указал на дом с провалившейся крышей, который виднелся в конце улицы. — В последнюю зиму в своей жизни она перезимовала в бане. Хотел ей весной послать ребят, что бы крышу залатали, но не судьба. Вместо кровельщиков пришлось посылать гробовщиков. На её похоронах был только я. Даже священника пришлось валютой в эту глушь заманивать. А ведь деревня всего лишь в нескольких десятках километрах от города — вздохнув, Сидорин качнул заскрипевшие качели. — Спрашивай.
— Почему «к сожалению»?
— Да потому что иначе выжить в этой стране нельзя. Кроме меня у моей дочери больше никого нет. И если со мной, что-то случиться — Зоя вообще останется одна. Но даже если я проживу ещё и достаточно долго, то это долголетие будет абсолютно бессмысленным. По сути меня ждёт судьба той же бабы Эли, которая последние свои дни доживала в тесном предбаннике. Возможно, мой предбанник будет в виде шикарного коттеджа, но что это изменит для моей дочери? Ты знаешь, сколько ей уже лет? Безработная женщина средних лет с безработным стариком на шее. Если это не подходит под определение — старая дева, то я уже совсем ничего не понимаю в современной жизни.