Так же и тамошним сторожам Маркел уже довольно примелькался, поэтому они его впустили, даже не дожидаясь караульного слова. Дальше Маркел, как обычно, пошел по нижнему нежилому этажу, потом поднялся по лестнице, развернулся на рундуке, и там его вдруг окликнули. Маркел оглянулся и увидел, что это один из государевых жильцов машет ему рукой. Маркел подошел к жильцу. Жилец сказал негромким голосом:
— Тебя зовут.
— Боярин Федор? — таким же негромким голосом спросил Маркел.
Жилец кивнул. И они пошли по переходу. Это его ведут к Ададурову, думал Маркел, и вот же не спится ему! Небось сидит на лавке, хмурится… Или лежит на полу, руки связаны, а во рту кляп торчит! И сейчас там же рядом Маркела положат. Ну что ж, значит, такова его судьба, без всякой обиды подумал Маркел и все же протянул руку к ножу у пояса.
Но, слава Богу, до ножа судьба тогда не довела — когда Маркел вошел в ту горницу, Ададуров, как всегда, сидел на лавке. Сидел очень мрачно! Но как только увидел Маркела, то сразу весело спросил:
— Где ты был? Мы три раза за тобой посылали, а ты как сквозь землю провалился.
— Я был у Бельского, — сказал Маркел.
— Ого!.. — тихо воскликнул Ададуров. — Чего он хотел?
— Ну-у… — протянул Маркел. — Он спрашивал, чего это я всюду лезу, все вынюхиваю. Пора, он сказал, мне уняться. А то как бы мне голову не проломили.
— А! — хищно усмехнулся Ададуров. — Чует кот, чье мясо съел. Ну да мы скоро ему хвост обрубим! — И уже спокойнее спросил: — А что ты ему ответил?
— Обещал уняться — ответил Маркел. — Да я и раньше, сказал я ему, никуда особенно не совался, я только искал того, кто лопаря зарезал.
— А что он на это?
— Ничего. Сказал, что лопарь, может, сам зарезался.
— А ты?
— А я: ну, может быть.
— Это верно! — сказал Ададуров. — Только бы он отвязался. Я бы и сам так ответил. Ну а как ты на подворье сходил? Жонкина видел? Что он тебе сказал?
— Сказал, что помнит эти шахматы, точил он их. А цесаря он даже перетачивал.
— Ого! Зачем?
— А это ему Бельский наказал, что белый цесарь должен быть выше черного, потому что белый — это всегда царский. Ну, и Жонкинсон ему корону переделал — просверлил в ней дырку и вставил туда золотое перышко.
— А! — громко воскликнул Ададуров. И уже тише прибавил: — Это чтобы после это перышко можно было смазать ядом. Или совсем его вытащить и вместо него вставать ядовитую иголку. Ты вот сходи к Спирьке или к Родьке и спроси…
— Я сейчас к Спирьке и шел, — сказал Маркел, — да твой человек меня перехватил.
— Вот и славно, — сказал Ададуров. — Сейчас к нему опять пойдешь. А что еще Бельский говорил?