— Во, — сказал Степан, указывая на нее. — А раньше было совсем не подойти, все кругом было в кровищи.
— Куда его резали? — спросил дядя Трофим.
— Вот сюда, в брюхо, — показал Степан.
— На себе нельзя показывать, — строго сказал дядя Трофим. И сразу спросил: — А где нож?
— Как где? — спросил Степан. — Это не у меня надо спрашивать, а у того, кто резал.
— Га! — только и сказал дядя Трофим. После еще насмешливей продолжил: — Глаза надо разуть, вот что! Тогда и спрашивать не надо!
И он ступил в закуток, сунул руку лопарю под бок…
И вытащил оттуда нож! Нож был весь в крови, Степан невольно отшатнулся.
— Держи! — сказал дядя Трофим. — Это теперь твое.
Степан взял нож, начал его рассматривать. Нож был как нож, обыкновенный сапожный.
— Это тот нож, которым его резали, — сказал дядя Трофим. — Зачем ты тогда мои ножи спрашивал?
— Этого ножа тут раньше не было, — сказал Степан. — Я хорошо смотрел. — После еще помолчал и прибавил: — Это они его после подбросили!
И посмотрел на тех троих. Они молчали. Вдруг палач встал с места и сказал:
— Меня тут не было. Я только что пришел. Я перекусывать ходил.
— Знаю, — сказал Степан. И опять стал смотреть на тех троих.
Самый старший из них, седоватый, не удержался и сказал:
— А почему это мы? Может, он сам себя зарезал.
— А где он взял бы нож?! — сказал Степан.
— Так он колдун! Что ему нож! — продолжал седоватый. — Да он что хочешь наколдует. Наколдовал, что государь помрет, и помер! Так это же государь! А тут какой-то нож! Да ему это тьфу! А государь…
— Ты на государя мне не наговаривай! — строго сказал Степан. — Государя он извел! Ага! Чего ты мелешь?! Государя Бог прибрал, а не этот ведун!
— Ну, не знаю, ведун, не ведун, — продолжал седоватый, — а государь его слушал. Дядя Трофим не даст сбрехать. Ведь слушал же, дядя Трофим?
Дядя Трофим молчал. Седоватый усмехнулся и закончил:
— И что получилось? Извел государя. Поэтому я думаю вот как: если кто его после зарезал, то правильно сделал. Потому что свершил Божий суд. Вот пришел и свершил! И не просто кто пришел, а… Да! — прибавил он уже не так задиристо, а даже как бы с сожалением. И при этом быстро глянул на Степана.
И тот как будто очнулся! И твердо сказал:
— Да! И в самом деле! Божий суд! Не клевещи на государя! Не возжелай ему зла! А возжелаешь — прими кару.
И посмотрел на дядю Трофима. Дядя Трофим был очень мрачный. Степан заулыбался и сказал:
— А ты чего здесь стоишь? И ты, — это он сказал уже Маркелу. — Теперь же все ясно! Ни при чем ты здесь, Трофим, не ты его резал, так что ступайте с Богом, а я тут уже сам во всем остальном разберусь. Ступайте, соколы, ступайте!