– Господи, – сказал Роман.
Она грубо схватила его за подбородок и повернула лицом к себе.
– Господи! – повторил Роман.
– Я тебя вышвырну без гроша в кармане, – произнесла она. – Думаешь, не сумею?
Он посмотрел на нее, ничего не говоря.
– Думаешь, не сумею?
Ее пальцы оставили белые пятна на его челюсти. Воздух из его носа окатывал теплом костяшки ее пальцев. Он опустил глаза вниз.
– Мне жаль, мам, – сказал он. – Мне, правда, жаль.
Она отпустила его и положила руку на ключ зажигания. Рука тряслась.
– Я просто… – начала она, – все, что я хотела…
Она не закончила предложение, ее глаза блуждали по работающему с перебоями фонарному столбу, свет которого то вспыхивал в нити накаливания, то рассеивался тусклым бликом, почти гас и вспыхивал снова, и дрожь ее руки передалась всему телу. Ее веки затрепыхались.
– Мам, ты в порядке? – спросил Роман.
Она с усилием выдохнула и отвела глаза в сторону.
– Мам… я тоже их видел, – сказал Роман.
Оливия снова завела мотор и положила руку на колено Романа.
– Я хочу лишь лучшего для моих детей.
* * *
Из архивов Нормана Годфри:
От кого: morningstar314@yahoo.com
Кому: ngodfrey@hacres.net
Тема: Без темы
Для начала – тупое признание, потому что вряд ли имеет смысл начинать без него. Поразмыслив над тем, что ты и Мама состоите – как тревожно от того, что слова нельзя забрать назад, – в интимных отношениях, скажу, что это не удивительно. Даже ужасно банально. Общая банальность: такие вещи случаются. Словно заурядность может их упростить.
Рождение обычно случается за час до восхода солнца.
Предательство. Что может быть обыденнее?
Но лезть в твое сердце не мое дело и не моя цель, я просто чувствую, что должна быть честна с тобой, поскольку, если не буду – необратимо потеряю тебя. Так что, пожалуйста, прости мне мою честность, чтобы я могла простить твою. Я не могу потерять тебя, дядя.
Итак, прошлой ночью Романа арестовали. Он был пойман на территории завода, (в компании, как можно предположить, Питер Руманчека, но относительно цели их визита мои предположения так же скромны, как и твои), где огрызался, в своей неподражаемой манере, на парочку полицейских, которые забрали его за «намеренное причинение ущерба». Достаточно сказать, что этот инцидент не сгладил Мамин нрав. Что касается меня, я испытала большое облегчение: закрылась на весь вечер у себя в комнате и думала, что текущее событие может отвлечь внимание от меня. Но сегодня их отношения пришли к поразительному примирению. Манеры Романа были вежливыми, даже заботливыми, безмолвный (что не соответствует его характеру) жест раскаяния и злоба Мамы (что также не характерно) не оставили после себя никаких следов.