– Будешь испытывать мое терпение, поимеешь не только икоту, но еще и почихоту, альв. Довольно с меня и болтовни твоей челяди.
– Хорошо! – Велунд неожиданно благосклонно кивнул и хлопнул себя по коленям. – Врата я открою, и может статься, что ты даже сумеешь в них войти. Но на дар ждут ответа, Кайлих. Прояви уважение.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты не принесла нам ни подарков, ни приветственных слов, а речи твои любезными не назвал бы даже глухой. Даруй же нам хотя бы отраду для глаз. Спляши для меня, дочь Ллира, и я открою врата для твоих слуг.
Это было уже слишком. Даже по рядам альфар пробежал тихий изумленный ропот, что уж говорить о сидах. Здесь только смертные не понимали, насколько непристойными были речи Велунда.
Диху увидел, как гневно затрепетали ноздри Кайлих, и прежде, чем сида прорычала что-нибудь непоправимое, шагнул вперед, оттирая женщину плечом.
– Ну, хватит! – холодно сказал он, сожалея лишь о том, что конунга альфар нельзя испепелить взглядом. – Моя жена не раба тебе и не пленница, чтобы плясать по твоему слову, Велунд. А если уж ты настолько позабыл всякое вежество, напомнить ли тебе, что негоже предлагать женщине плясать военные танцы, когда рядом есть ее муж?
Брови Велунда уползли куда-то к обручу венца, ропот альфар перерос в гомон, в котором совершенно утонуло тихое хмыканье самой Кайлих. Диху спиной чуял ее веселое и язвительное изумление, но Неблагая, по крайней мере, не стала опровергать его слова. Хотя бы пока.
– Что ты сейчас сказал, туата? – сдавленно просипел Велунд, словно с трудом сдерживал то ли смех, то ли кашель.
– Нетрудно и повторить, коли слух тебя подводит! – ухмыльнулся Диху, неторопливо вытягивая из ножен мечи. – Я сам спляшу для тебя, конунг. А чтобы пляска пошла веселей, пришли-ка мне партнеров для танца! Или доблестным альфарам кое-что мешает славно сплясать на радость своему конунгу?
Катя
Я так понимаю, это такой альфарский хитрый финт ушами был – сделать так, чтобы смертные тоже понимали, о чем говорит Велунд. Прониклись, как говорится, и содрогнулись. Ни одного знакомого слова мы не услышали, но смысл их стал ясен, как белый день. Надо признать, волшебный синхронный перевод «приветственных» речей обитателей Льюсальвхейма нас взбодрил. Я даже язык прикусила от такого виртуозного хамства. Неслабые мускулы горца, сокрытые под грязной вонючей рубахой, моментально обратились в камень, он так глухо, по-звериному зарычал, что меня, зажатую между Кеннетом и Прошкой, тоже окатило волной гнева. Клянусь, больше всего мне хотелось вколотить поганую ухмылочку белобрысого гада обратно в его глотку, заставить пожалеть о каждом слове. Хам трамвайный, а не конунг, вот кто он после этого. Глумиться над теми, кто в меньшинстве, кто заведомо слабее, так мерзко. Ладно, люди для них животные, «скотина», как выразился сам Велунд, но так унижать детей Дану?