– Ну ладно, – не стал спорить дед. – Жрать будешь? Я гречки сварил и котлет нажарил.
– Из человечины небось? – хмыкнул Антон.
– Дурак, – вяло ругнулся дед. – Как такого на Луну отправлять? Курам на смех только… Медкомиссию прошел хоть?
Антон ухмыльнулся. Врачей он прошел без сучка и задоринки: всего за десять штук баксов и бутылку коллекционного виски от «Джонни Уолкера». Денег было не жалко, ему бы на Луну выбраться, а там он возместит расходы. Зарплата – в два с половиной раза выше. Плюс многочисленные премиальные – по поводу и без оного. Даже воздух просто так не испортишь, «Гелий Про» все равно премию выпишет. Ну, по крайней мере так говорили ветераны «Дозора», вернувшиеся с Луны. У Антона не было причин им не верить. Стоило только взглянуть на довольные рожи, на новейшие айфоны в унизанных золотыми печатками пальцах, на тачки ветеранов и личные танки. На их женщин, в конце концов.
– Все путем, дед! – Антон показал поднятый большой палец.
Да, все путем. Жизнь налаживается.
– Ну, иди, раз все путем. – Дед пару раз ткнул пальцем в клавиатуру. – Иди, мне еще поработать нужно. И зря котлеты не хочешь. Не из человечины они, а из курятины. Поешь, не то прокляну!
– Не! – выкрикнул уже из коридора Антон. – Спасибо, старик!
Дед подождал, пока за внуком закроется дверь. Потом вздохнул и потер лицо жестом смертельно уставшего человека.
Щелкнула «мышь», на «вордовскую» страницу выползло диалоговое окно. На аватарке дедова собеседника был изображен грозный профиль беркута.
«Небо прояснело, нужно попробовать еще раз», – написал «беркут».
Старик заменил свой статус в диалоговом окне с «Ничего святого(((» на «Подонки пересели на танки(((», свернул «ворд», нашел через проводник особую папку и запустил прятавшееся в ней приложение.
Антону не удалось уйти незаметно.
– Сыно-о-ок! – отец приоткрыл дверь костылем. Он по-прежнему сидел на диване, но на столике, в окружении крошек и колбасных шкурок, теперь стояла только начатая бутылка водки и замызганная рюмка. – Соточку накатишь?
– Не, бать. Я в танке.
Отец печально матюгнулся. А потом спохватился и спросил:
– Слышь, а мать видал? – Один его глаз – лихорадочно блестящий и в пятнах разорванных сосудов – пытливо глядел на Антона, а во втором – затянутом стеклянистой поволокой, похожей на яичный белок, – отражался экран телевизора.
– Нет, не видал, – с неохотой и плохо замаскированным нетерпением ответил Антон.
– На измене я что-то… стремно мне. – Отец влез пятерней под растянутую майку и почесал впалую грудь. – Давненько умотала ведь, да… – Он задумался, затем вспомнил: – Вчера еще умотала!