– Вася, стопори движки! – раздраженно приказал Прокофьев. – Нечего вслепую тыкаться курам на смех!
Мой ответ тоже прозвучал резко, хотя у меня и в мыслях не было грубить.
– Я эту «песочницу» могу с закрытыми глазами объехать!
А Черников, злыдень, смотрел на нас, как на мазуриков, и черкал бесперечь в своем блокнотике. Прокофьев поглядел на него так, будто примерялся, как получше взять за шкирку и выкинуть из пункта управления.
– Ну давай, самоделкин! – Горобец повернул кресло к посту Дорогова. – Может, у тебя предохранители выбило или проводок какой-нибудь отпаялся?
Экран стрелка погас.
– Попадание, – констатировал Алиев. – Мы потеряли управление башней.
Ну, ясно. Янсонс и компания нас нашли!
Горобец хлопнул ладонями по подлокотникам и выматерился. Потом вскочил, бросил что-то невнятное вроде: «Мне здесь делать нечего!» – и вышел из зала, по дороге пихнув плечом Черникова. Прокофьев оставил этот демарш без комментариев, кинулся к бортинженеру.
– Идрис, что с остальными системами?
Мы лишились пушки, но пока жива силовая установка, движки и прочие системы, пока с танка идет телеметрия, игра еще не закончена.
– Дышат, – ответил тот.
– Дай всю энергию на передатчик, – попросил Дорогов. – Попробую перезапустить картинку. Определим хотя бы, где мы.
– Отставить! – Прокофьев переместился к моему пульту, хотя толку-то было от этих метаний… Если бы предполагалось, что командир должен бегать от поста к посту, то зачем было изобретать и сооружать командирский пульт? – Энергию на движки! Всю, что сможешь!
– Есть, – отозвался Алиев.
– Вася, выводи машину! – потребовал командир. – Малый назад и влево на двадцать градусов…
– Крен увеличивается, – констатировал я, глядя на датчик гироскопа. На экран можно было не смотреть, там до сих пор висел кадр с катушкой.
– Попробуй назад и вправо! – предложил Апакидзе. – Вправо на…
– Энергия падает, – сообщил Алиев. – Силовая повреждена… Передатчик поврежден…
– Переворот, – сказал я со вздохом. Стрелка в датчике положения зашкалила, вспыхнул красный светодиод. Приехали, в общем.
– Потеряли трак, – продолжил Алиев, – пробоина в левой скуле…
– Мы же подбиты, зачем Янсонс продолжает в нас лупить? – удивился Апакидзе.
– Латышский стрелок… – прошипел Дорогов.
– Глумится, гад, – добавил я.
– Совсем оборзел очкарик, – согласился Прокофьев.
И мне опять повезло: когда тренировка завершилась, я сразу отправился в буфет подправить нервишки стаканом молока и там столкнулся – с кем бы вы подумали? С Янсонсом!
Командир экипажа соперников был в благодушном настроении. Увидев меня, он победоносно блеснул очками и проговорил с нарочитым акцентом: