– Просто сидеть рядом? – усмехнулась Клара.
Улыбаясь, он опустился на пол, сел в позу лотоса и протянул к ней руку.
– Иди ко мне. Сядь так же.
Она села рядом и скрестила ноги.
– А теперь положи мне руки на плечи.
Клара придвинулась ближе, так, чтобы ее руки доставали до его плеч. Юрий тоже положил ей руки на плечи и наклонил голову, чтобы их лбы соприкоснулись; таким образом, их тела образовали подобие треугольника.
– Над нами будет не менее двадцати метров. Воздух быстро закончится. Поэтому я предлагаю погрузиться в точку полутени с маской и трубкой. Когда время придет, мы снимем маски и сядем в нужную позу.
– А что потом?
– Не знаю. Тихонов мне не сказал… Он сам не знал.
Клара кивнула головой и пересела на диван. Страх и паника снова отравили ее сознание. На глаза навернулись слезы, и она закрыла лицо руками.
Уваров остался лежать на полу, на этот раз даже не пытаясь ее успокоить. Мимо него быстро прошмыгнул его зеленый постоялец и с любопытством начал осматриваться вокруг.
Когда Клара успокоилась, Уваров спросил:
– Есть хочешь?
* * *
Предпоследнюю ночь перед погружением Клара провела в тревоге и смятении. В каждое пробуждение Кочевницы, которая ночью проявила себя более активно, Клара проваливалась в темноту, окруженную леденящей душу тишиной. Возвращаясь в свое тело, она вскакивала на ноги и со страхом озиралась по сторонам: ее охватывал ужас от того, что после перехода она может остаться в той темноте и тишине навечно. Сомнения с новой силой наваливались на нее, выдвигая все новые причины и отговорки, чтобы не совершать переход.
Уваров тоже не спал. Когда Клара, вскрикивая и ежась от страха, возвращалась, ему приходилось долго ее успокаивать. Проявляя титаническое терпение, он сокрушал очередной ее аргумент против перехода, и выходил на свежий воздух. В конце концов, нервы сдали: покинув хижину, он взял весельную лодку и не спеша проплыл вокруг лагуны. Он не знал, будет ли у него возможность спокойно попрощаться с этим миром, и решил, что сейчас – самый удачный момент. Юрий убрал весла и лег на дно лодки. Над ним нависало ночное, щедро усыпанное звездами небо. Бело-серебристая луна сейчас казалась такой огромной, что протяни руку – и коснешься ее края. Бескрайняя водная гладь убаюкивала и уносила в воспоминания. Перед глазами промчались самые яркие моменты его жизни. Тоска сдавила грудь, к горлу подступил комок. Стон, переходящий в рев раненного медведя, наполнил лагуну, и та в ответ замерла, прислушиваясь к чьей-то боли. Только здесь Юрий смог дать волю чувствам, и отчаяние криком вырвалось из его груди. Так он не плакал даже в детстве: жгучие обильные слезы душили и выворачивали сердце наружу. Когда он успокоился, то почувствовал жар на руке и взглянул на полумесяц. Зажглась четвертая звезда! Вот она – финишная прямая его жизни.