«Перевалило за полночь. Скоро начнет светать. Если утренняя заря застанет отряд в поле, немцы нас обнаружат. А до Трубежа еще шагать и шагать», — возвращался Мажирин к одной и той же мысли.
Комиссар тоже поглядывает на часы и тихо роняет:
— Слишком затянулся бой в Дивичках, и причина одна…
Коновалов не договаривает, но Мажирин понимает его с полуслова. Разве легко бросаться на пулеметную точку и знать: если ужалит тебя пуля — все, уже не вырваться из вражеского кольца на волю. Закон для окруженцев один: ранило — отползай, покидай поле боя, может быть, найдутся добрые люди, укроют от немцев… Сколько беззаветно храбрых воинов осталось в Дивичках!.. Живы ли они, как сложится их судьба? На этот вопрос Мажирин не мог найти ответа.
А в хлебах бесшумно скользят боевые дозоры. Всем пригодилась армейская выучка, у многих она пограничная. По тылам врага идут воины, привыкшие к большим и стремительным броскам. Два старых пограничника — комдив и комиссар — подают пример. Они шагают быстро, но тихо-тихо. Порой под ногами что-то испуганно метнется, взлетит задремавшая птица или юркнет в нору зазевавшийся зверек.
Комдив знает: справа, в селе Демьянцах, стоит сильный немецкий гарнизон. Слева, в Харьковцах, — тоже. Вот в Демьянцах взлетела зеленоватая мертвенно-бледная ракета и такая же — в Харьковцах.
«Неужели заметили?» — с этой мыслью Мажирин толкает в спину идущего впереди бойца. Условный сигнал моментально передается дальше. Он означает: остановись!
Над хлебами дрожит свет ракет. Немцы усиленно освещают местность.
«Стерегут… Все вражеские гарнизоны предупреждены о нашем прорыве», — подумал про себя Мажирин и прошептал:
— Павел, долго лежать нельзя. Надо уходить. До Трубежа еще далеко, а рассвет близится.
— Риск — благородное дело, — роняет Коновалов свою любимую поговорку.
Но высокие хлеба кончились, впереди — открытая местность.
— По-пластунски! — тихо подает команду Мажирин.
Прильнув к земле, курсанты ползут за комдивом. В невысокой траве они похожи на пловцов. Спасительным берегом кажется тень. Еще одно усилие — и можно будет слиться с ночным мраком, уйти за бугры.
Комдив слышит свист ракеты над головой. Он искоса смотрит на бойцов. Они еще плотней прильнули к земле, застыли.
Ракета рассыпается над отрядом. Зеленые искры сверкают звериными глазами. Мажирин сжался в комок. Сейчас ударит немецкий пулемет, и сталь патронной ленты крикнет вороном: «Кр-р… Кр-р…» И, впиваясь в землю, начнут сухим хворостом потрескивать вокруг разрывные пули.
Но немцы не заметили отряда. Когда вспыхнула ракета, ни один курсант не сделал перебежки и даже не пошевелился.