— Знает, что такое оружие, — с удовлетворением заметил Глыба. — Не дурак.
Продолжая держать автомат на изготовку, Пащенко пошел прямо на пса. Тот зарычал еще яростнее, а потом завыл, как волк, но отступил окончательно: отбежал от сторожки метров на десять и сел там на задние лапы.
— Такой же, как и хозяин, — сказал Александр и толкнул дверь сторожки плечом. Теперь, когда он имел полное право на обыск, Пащенко действовал уверенно.
В крохотном закутке-сенях он чуть не расшиб себе лоб, стукнувшись головой о прогнувшуюся дугой потолочную балку.
— Осторожно, товарищ командир, — предостерег Матвеев.
Глыба остался возле сторожки. Пащенко полагал, что предосторожность не помешает. Кто знает, быть может, диверсанты или дезертиры тоже пожалуют сюда, и тогда оставленный в секрете Глыба подаст своим сигнал опасности. На этот случай у командира поисковой группы имелся продуманный план захвата возможных «гостей».
В самой сторожке было так же темно, как и в сенях. Давно не мытое оконце пропускало очень мало света. Зажгли фонарик и нашли керосиновую лампу Габо. В ней еще оставалось немного керосина. При свете лампы принялись обследовать сторожку. Здесь стояли широкий топчан у глухой стены, застеленный вытертой до лоска кошмой, стол и две табуретки, сколоченные из плохо оструганных досок, висели еще несколько полок над печью, сложенной из дикого камня, на них почерневшая от копоти и грязи кухонная утварь. Везде запущенность. Почти пещерная жизнь.
— Можно подумать, что здесь жил первобытный лесной человек, — уронил Матвеев.
Пащенко промолчал, но не потому, что был не согласен с бойцом.
В сторожке пахло плесенью, сыростью, человеческим потом, гнилой древесиной, но Пащенко был убежден, что он ощущает тяжелый дух человека, ставшего для себя всем человечеством и ненавидевшего все, что существовало за пределами его сторожки.
На мгновение Александру стало жутко. Мутное оконце опять показалось ему во много раз увеличенным мертвым глазом Габо. Пащенко даже тряхнул головой, отгоняя от себя наваждение.
— Товарищ командир! — позвал Матвеев.
Пащенко подошел к нему. Боец стоял на коленях и, подсвечивая себе фонариком, заглядывал в топку печи. Там среди давнишнего пепла угольно чернел какой-то бесформенный комочек.
Александр подал Матвееву глубокую деревянную ложку с длинной ручкой, больше похожую, впрочем, на половник, чем на ложку.
— Осторожно, — предостерег бойца командир, — чтобы не рассыпалась.
Черный комочек оказался обуглившейся в огне коробкой от папирос «Казбек». Об этом говорило пятнышко несгоревшего картона на лицевой стороне коробки, где располагался характерный рисунок кавказских гор с вершиной горы Казбек.