— Молодые вы, совсем глупые, — раздумчиво обронил сержант. — Жалко мне вас. Договоримся так, — остро глянул он в лицо Маринина. — Я здесь ничего не слышал и не видел. После отбоя забирайте свои вещмешки, а там думайте. Можете сами признаться политруку, если… — Сержант оборвал себя на полуфразе и отвернулся от Долгова и Маринина. Те переглянулись, Василий едва приметно усмехнулся. Похоже, он понял тайный намек сержанта..
Конечно, никто из них к политруку не пошел. Когда Павел убедился, что они держат тайну, решил дезертировать вместе с ними. У сержанта тоже была припрятана такая же листовка, но только не в вещмешке.
Не первый раз он хранил у себя фашистскую бумажку, рассчитывая перейти к врагу. Но на передовой, где тебя видят сколько глаз, уйти на другую сторону очень трудно да и при переходе могут запросто убить и те, и другие. Он еще не знал, кого называть своими. Его часть, ни разу не попадала в окружение, на что он надеялся. Их стрелковый полк сражался отважно, отступая от самой западной границы до Ростова. Здесь от полка осталось чуть больше батальона. Павлу пришлось драться вместе со всеми не на живот, а на смерть, иначе им бы не уцелеть, а в одном из боев взять даже на себя командование взводом после того, как убило лейтенанта — командира взвода. Это не осталось незамеченным. Павлу сразу присвоили сержантское звание и назначили его командиром отделения. «Так дойду и до офицера-орденоносца», — иронизировал он над самим собой. Павел уже решился уходить к врагам с передовой, но, когда узнал, что полк отправляют в тыл под Орджоникидзе на переформирование, изменил планы. Оказавшись вблизи гор, Павел понял, что наконец-то может улизнуть. Прячась в горных лесах, он спокойно дождется прихода гитлеровцев. В том, что они возьмут Орджоникидзе и прорвутся в Закавказье по Военно-Грузинской дороге, Павел не сомневался. А тут еще подворачивались и компаньоны. Никогда не простил бы он себе, упусти такой шанс…
Павел настороженно застыл на полушаге и тут же юркнул за ствол столетнего граба. Его испугал все явственнее доносившийся справа треск: кто-то пер по лесу напролом. Выяснилось — это продирался крупный дикий кабан с пятнистой шкурой. Павел непроизвольно вскинул автомат, но в самое последнее мгновение, когда палец уже готов был спустить крючок, опомнился. Чуть было не сработал в нем охотничий рефлекс.
Кабан круто свернул налево и побежал в сторону, откуда пришел Павел. «Как бы мои дружки не подняли со страху стрельбу», — подумал он, провожая зверя взглядом. Но кабан снова изменил направление, и кавказец успокоился.