— Что ты сказал, Семен? — переспросила Нелли, выйдя из кухни. — Что там с тобой творится?
— Да так, черт знает что, я и сам не пойму. Мне тут все об этом случае с депутатами думается. Читаю о них в газете, а вспоминаю свои злоключения.
— Как интересно, а ты ничего об этом не рассказывал…
Нелли подошла ближе и уселась на подлокотник кресла, небрежно распахнув разрез платья.
— И рассказывать-то нечего. Так, какой-то ненормальный звонил мне недавно в кафе, предупреждал, чтоб я не занимал поста главного инженера.
— А я бы была очень счастлива, если б ты занял такой пост. Но, к сожалению, это невозможно — Плешивцев на этом посту засел крепко и уходить никуда не собирается.
— И я не поверил, а он мне на это знаешь что сказал?
— И что же? Это уже становится интересным…
— А он мне следующее выложил, не поморщившись: «Умрет скоро ваш Плешивцев — вот и место освободится».
— Ну и шутник! Только шутки его невеселые. А ты не бери в голову, Семен, и думаться не будет.
— Нет, в голову не буду, а вот в руки кое-что возьму!
Он обхватил Нелли за талию и притянул к себе в кресло.
— Ну что ты, Семен, — кокетливо произнесла она, — еще ведь сладкое!..
— Мое сладкое уже со мной…
Семен Семенович плотнее прижал к себе Нелли и начал осыпать ее лицо божественными, как казалось Нелли, поцелуями. Ей это было очень приятно, и она совсем не желала сопротивляться, подставляя для поцелуев шею, губы, уши.
Рука Семена Семеновича скользнула вниз по платью, к линии разреза, который был так близко и открывал пару очаровательных ножек. Грач гладил бархатистую кожу, испытывая при этом немалое удовольствие. Затем медленно, как бы случайно, его рука задела за нижнюю пуговицу, и та, словно ожидая сигнала, неслышно расстегнулась.
— А может, все-таки сладкое?… — еле слышно прошептала Нелли.
По ее телу пробежала мелкая дрожь, сердце учащенно забилось. Она чувствовала, что начинает краснеть. Такое с ней не впервой, но кажется, что это и есть самое настоящее, охватывающее целиком, парализующее мозг, мышцы… Чувство телесности покидает тебя, словно измученная душа вырывается на волю.
— Ты словно цветок, — шепнул Семен ей на ухо, — мой цветок…
— Какой цветок? — плохо соображая, спросила Нелли.
— Такая неясная маленькая ромашка, состоящая из мягкого тельца, облаченного в неясные лепестки, которые так легко открываются.
Грач произносил эти слова мягко, вкрадчиво, одновременно расстегивая одну пуговицу за другой.
— На лепестках можно гадать, — то ли предположила, то ли вспомнила ушедшая куда-то в свои мысли Нелли.
— Мы так и сделаем, пусть первый лепесток будет любовью, — предложил он, выведя ее из размышлений, и при этом ненавязчиво стянул с нее платье, отбросив его в сторону.