Мы начали разрезать поддоспешник, но тот резался плохо.
– …а потом вдруг встал и сбросил веревки с рук и ног. Как будто и не завязаны они были.
Мы замерли и переглянулись.
– Постой, как это стряхнул? Его плохо связали?
– Хорошо связали, – прохрипел Борзов. – Только он их взял и стряхнул. Как бы сбросил.
М-да, мне этот монгол сразу странным показался, супермен, мать его.
Наконец поддоспешник разрезали и откинули в стороны. Рубаху с запекшейся кровью распороли.
– Дальше, Миша. Что дальше?
– Дальше он встал и сказал что-то вроде «илжиг хэмжээ»[16].
Я скрипнул зубами – посмотрим, кто наивный дурак.
– Гаврила кинулся к нему, но тот увернулся, совсем как ты, княже, и брат в стену ударился. Я не стал нападать сразу, а стал медленно подходить, чтоб его схватить наверняка. А он как закричит: «Я-а-а!» Чем он меня приложил, я не увидел.
Понятно, чем ударил его монгол. Вот уж не думал, что тут кто-то может, как каратист, ногами махать.
– Чую, спиной о стену приложился. У меня в голове гудит, туман в глазах, а там Гаврила взревел. Слышу хруст. Ну, думаю, конец кощему. Помотал головой, встал и вижу – поганый на меня смотрит и щерится. А брат сзади лежит. Дальше… не помню.
Я кивнул Михаилу:
– Понятно, Миша. Демьян, флягу мою дай.
Горин поднес флягу с самогоном к губам Борзова.
– Пей, Миша. Это тебе поможет.
Борзов сделал глоток и поперхнулся.
– Пей, пей. Все пей.
Тем временем Кубин приготовил нить и иглу, тампоны, смоченные самогоном. Раненый сделал последний глоток и закрыл глаза. Я обработал рану и приготовился ее зашивать.
– Сейчас будет больно.
Откуда-то появилась деревянная палочка, которую сунули Михаилу в рот. Руки и ноги ему опять стали держать. Наложив швы и забинтовав грудь, я выпрямился и вытер пот с лица. Дверь открылась, и вошел боярин Бедата.
– Объехали все тихие дозоры, – доложил он. – Чужих нигде не видели, никто мимо не проходил.
Я переглянулся с Кубиным. В его глазах читались те же вопросы, что и у меня. Как так? Куда монгол делся? Улетел он, что ли?
– Ты уверен, Иван Григорьевич?
– Уверен. Я еще раз проехал вокруг. Следов кроме наших нигде нет.
Не простой этот монгол оказался. Как в воду канул. Исчез, будто шапку-невидимку надел. Ниндзя, мля. Хреново, если он как-то умудрился проскользнуть мимо дозоров. Значит, остается только одно. Я опять посмотрел на Кубина:
– Объявляй аврал, Матвей Власович. Сворачиваем этот лагерь и уходим ко второму. Срочно.
Уходили на следующий день, после полудня, успев за ночь собрать все необходимое. По общему решению, всех освобожденных от полона решили отправить вместе с покалеченными ратниками в керженские леса. Им выделили сани и лошадей. Михаил Борзов уезжать в родные места категорически отказался. Да и понятно почему.