Наконец, он обратился ко мне.
– Вы врач, господин Аронакс? – спросил он.
Я был захвачен врасплох вопросом капитана и в недоумении, молча смотрел на него.
– Вы врач? – повторил он. – Многие ваши коллеги получили медицинское образование: Грасиоле, Мокен-Тандон и другие.
– Да, – отвечал я. – Мне приходилось работать врачом. Прежде чем стать музейным работником, я был ординатором клиники и много лет занимался медицинской практикой.
– Отлично, сударь!
Ответ мой, по-видимому, вполне удовлетворил капитана. Но, не зная, к чему он клонит речь, я ожидал дальнейших вопросов, рассудив, что отвечать буду в зависимости от обстоятельств.
– Господин Аронакс, – сказал капитан, – один из моих матросов нуждается в помощи врача. Не могли бы вы осмотреть его?
– На борту есть больной?
– Да.
– Я готов служить вам.
– Идемте.
Признаюсь, сердце у меня учащенно билось. Безотчетно болезнь матроса я ставил в связь с событиями минувшей ночи. И вся эта таинственная история занимала меня не менее самого больного.
Капитан Немо провел меня на корму «Наутилуса» и отворил дверь в кабину рядом с матросским кубриком.
Там лежал на койке мужчина лет сорока с энергичным лицом, чисто англосакского типа.
Я подошел к постели. Это был не просто больной – это был раненый. Его голова, повязанная окровавленными бинтами, лежала на подушках. Я снял повязку. Раненый глядел на меня широко раскрытыми глазами. И, пока я его разбинтовывал, не издал ни единого стона.
Рана была ужасна. В черепной коробке, пробитой каким-то тупым орудием, образовалось зияющее отверстие, в которое часть мозга выходила наружу. Сгустки запекшейся крови, в результате многочисленных кровоизлияний, превращали размозженную мозговую ткань в красноватую кашицу.
Тут наблюдались одновременно явления контузии и сотрясения мозга. Дыхание больного было затрудненным. Лицо временами искажалось судорогой. То был характерный случай воспаления мозга с явлениями паралича двигательных центров.
Я пощупал пульс. Сердце работало с перебоями. Пульс порою пропадал. Конечности уже начинали холодеть: человек умирал, и ничем нельзя было предотвратить роковой конец. Я наложил на рану свежую повязку, оправил изголовье. Обернувшись, я спросил капитана Немо:
– Каким орудием нанесена рана?
– Не все ли равно? – уклончиво отвечал капитан Немо. – От сильного сотрясения сломался рычаг машины, удар пришелся по голове этого человека. Ну, как вы находите больного?
Я колебался ответить.
– Вы можете говорить, – сказал капитан. – Этот человек не знает французского языка.
Я еще раз посмотрел на раненого и сказал: