— Все это справедливо, — сказал Красный Чулок, — никто лучше тебя не расписал бы нашу общую выгоду, брат.
— Итак, — заметил Давид, — мы будем настоящими братьями; никакие ссоры, никакие распри не будут возможны между нами.
— Мы будем внешне сохранять вольные нравы и полнейшую независимость, — подтвердил Красивая Голова.
— Да, — ответил Монбар.
— Теперь, братья, — сказал Уильям Дрейк, вставая и снимая шляпу, — выслушайте меня. Я, Уильям Дрейк, клянусь моей верой и моей честью в полной преданности товариществу Двенадцати и заранее обязуюсь подчиниться любому наказанию, какое братья захотят наложить на меня, даже смерти, если изменю тайне товарищества и нарушу свою клятву. Да поможет мне Господь!
После Уильяма Дрейка каждый флибустьер твердым голосом произнес ту же клятву. Все опять сели на свои места.
— Братья, — начал Монбар, — то, что мы сделали до сих пор, ничего не значит, — это только рассвет новой эры, счастливые дни флибустьерства едва начинаются. Двенадцать человек — таких, как мы, — увлеченные одной идеей, должны творить чудеса.
— Мы сотворим их, будь спокоен, брат, — сказал Морган, беспечно ковырявший в зубах золотой зубочисткой.
— Теперь, братья, прежде чем я сделаю вам свое второе предложение, было бы хорошо, если бы мы выбрали главу общества.
— Еще одно слово, — сказал Мигель, выходя на средину кружка.
— Говори, брат.
— Я хочу добавить, что каждый член товарищества, который попадет во власть испанцев, должен быть освобожден другим членом товарищества, каким бы опасностям он ни подвергался.
— Клянемся! — с восторгом вскричали флибустьеры.
— Если только это не будет невозможно, — сказал Морган.
— Для нас ничего нет невозможного, — резко ответил Уильям Дрейк.
— Это правда, брат, ты прав, я ошибался, — с улыбкой заметил Морган.
— Общество будет называться обществом Двенадцати; смерть одного из членов позволит принять другого, который должен быть избран единогласно, — отвечал Мигель.
— Мы клянемся! — снова вскричали флибустьеры.
— Теперь, — заявил один из братьев по имени Бартелеми, — проведем тайные выборы, чтобы сохранить свободу подачи голосов.
— Вот на этом столе бумага, перья и чернила, братья, — сказал Монбар.
— А вот моя шапка, — смеясь, сказал Красный Чулок, — бросайте в нее ваши бумажки, братья.
Сняв с головы шапку из бобровой шкуры, флибустьер положил ее на землю посреди залы. Тогда авантюристы в строгом порядке, один за другим, написав что-то на бумажке, свертывали ее и клали в шапку Красного Чулка. Потом все сели на свои места.
— Все подали голос? — спросил Давид.