Когда же истек пятый день, понял халиф, что более не может оставаться пленником своих блистательных покоев и должен немедленно, сию же минуту, броситься в лавку на улице Утренних грез! Он призвал к себе визиря и приказал ему надевать ромейское платье.
– Но, мой халиф, – позволил себе возразить визирь. – Сумерки вот-вот сменятся ночью! Да, мы, конечно, можем прогуляться по ночному Багдаду. Но это будет прогулка по тихим уснувшим улицам… Лишь стражники будут встречаться у нас на пути. Стражники, которые, о Аллах, не допусти до такого, еще могут принять нас за «ночных парикмахеров»…
– Ночных парикмахеров? А кто это?
– О Аллах милосердный, – вздохнул визирь. – Сколь же многого ты не знаешь еще о своем народе, владыка! «Ночными парикмахерами» в народе зовут воров, которые, пользуясь темнотой ночи, облегчают кошели горожан…
И как бы ни хотелось халифу немедленно упасть к ногам прекрасной Джамили, но он понимал, что риск быть принятым за вора велик, а вот шанс увидеть владычицу его грез куда как мал. И потому, скрепя сердце, он согласился подождать до утра.
И вновь бесшумно закрылась за халифом и визирем калитка в дальней дворцовой стене. Вновь облитый утренним солнцем лежал перед двумя ряжеными ромеями великий Багдад, что просыпается в единый миг и в единый же миг засыпает.
Нет смысла говорить, что более всего мечтал халиф о том, когда ноги его пойдут по улице Утренних грез. Но, увы, в этот ранний час (а сегодня исчез халиф из дворца необыкновенно рано, ибо ночью вовсе не сомкнул глаз) лавки оставались закрытыми, и лишь метельщики и водоносы уже почтили улицы своим присутствием.
Тишина и звук собственных шагов заставили халифа размышлять о вещах, о которых в любой иной час он бы и не подумал. Да, это были крамольные мысли, но… Одним словом, подумал Гарун аль-Рашид о том, не совершить ли следующую вылазку в город самому, без навязчивой опеки визиря. Или, быть может, взять с собой раба Муслима, что денно и нощно охраняет покой халифа. О да, Муслим может оказаться куда лучшим спутником…
«Нет, все-таки замечательно было бы выйти самому… Но как это сделать? Как добиться того, чтобы весь дворец был уверен, что я восседаю в своих покоях, или посетил диван, или вкушаю яства? Как сделать так, чтобы визирь оставался во дворце, а я наслаждался обществом прекрасной как сон Джамили?»
В дальнем конце улицы показалась фигура странно одетого, вернее, не совсем одетого юноши. И тут халифа осенило. Издалека этого неизвестного можно было принять за самого халифа, а потому…
«Да будет так! – подумал Гарун аль-Рашид. – О Аллах всесильный, сегодня ты на моей стороне, и, значит, ты одобряешь мое желание соединиться с малышкой Джамилей…»