– Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного и всемилостивого, о великий халиф Гарун аль-Рашид, краса и гордость великого Багдада!
Визирь Умар склонился в привычном поклоне перед Абу-ль-Хасаном.
– Виделись… – пробормотал новоиспеченный халиф и сделал жест рукой, будто отгонял муху. – Показывай, визирь, мой раб, где тут у вас комнаты халифа. Нам надо привести себя в порядок, умыться, надеть достойное нас одеяние. И выйти наконец к народу, который так жаждет увидеть своего халифа.
– Повинуюсь, о солнце нашей страны!
– Вот-вот, это правильно! Мы – солнце страны, И да называют так нас вовек! Такова моя воля! Эй, рабы! Запишите!
Двое писцов, уже посвященных визирем в тайну халифа, прыснули в углу. А визирь, которого все происшедшее уже порядком утомило, подумал: «Да-а, а халиф-то умнее этого безголового шута… Да и держится куда достойнее. Интересно, а сам халиф что думает о том, как выглядит этот глупец?»
О, как же хотелось сейчас визирю пробраться в кладовую при опочивальне, где прячется в эти мгновения Гарун аль-Рашид, дабы поделиться с ним своими наблюдениями! Как хотелось узнать у него, доволен ли он своими верными слугами, веселится ли он, видя, сколь жалок его «заместитель». Но, увы, сам халиф строго-настрого запретил кому бы то ни было тревожить его в тайнике. Он желал в одиночку наслаждаться своими шутками. И потому визирь, покорно кивнув, бросил строгий взгляд на хихикающих писцов.
Те, разом присмирев, заскрипели каламами.
– Веди нас, глупец! Не видишь, халиф гневаться изволят!
– Слушаю и повинуюсь, – в который уж раз за утро поклонился Умар.
Шагая по извилистым коридорам дворца, визирь размышлял и о том, скольких почестей будут удостоены те, кто достойно выдержит испытание невежественным глупцом. «Кто знает, чего на самом деле хотел халиф – посмеяться над нами, недостойными, или развеселить нас, заставив служить этому ничтожному земляному червю и давиться смехом в углах дворца?»
Перед высокими дверями из драгоценного эбенового дерева визирь почтительно замер. О, дальше начинались покои, куда путь был дарован лишь избранным.
– Ну? Что же ты медлишь, ничтожный? Или ты забыл, как следует слушать нас, ваших повелителей и господ?
«Безголовый индюк! Наш повелитель умен и достоин уважения. Ты же достоин десятка палок по пяткам – и ничего более…» Но вслух визирь, конечно, ничего не сказал – ибо он-то себя уважал и опускаться до уровня новоявленного халифа вовсе не хотел.
– В твои покои, о великий, могут войти лишь немногие, особо доверенные слуги. И я не принадлежу к их числу.