– Больше всё в нижней слободе, у реки, – сказал Никанор.
– Ну, а как, почтенный, у вас, примерно, постоять можно? – спросил торгаш, лицо которого вдруг заслонилось макушкой шапки, которую сдвинул он на затылок.
Подрядчик и жена его вопросительно поглядели друг на друга; глаза их снова устремились к торгашу, красное лицо которого освободилось теперь от шапки; это был уже человек лет шестидесяти, седой как лунь, и вдобавок еще лысый; добродушная, ласковая наружность его внушала, видно, доверие, потому что Никанор тотчас же сказал ему:
– Остановись, пожалуй, у нас; это можно; у нас не постоялый двор, но все равно: есть где лошади постоять, есть где самому приютиться.
– Ну, вот и ладно! – сказал старик. – Вишь, лошадь-то сама к вам просится, не удержишь никак: ко двору, стало быть…
– Ну, въезжай, когда так! въезжай! – промолвил Никанор, вставая с лавки.
Старик слез с воза, взял лошадь под уздцы и повел ее в ворота.
– Небойсь умаялся – а? – вымолвил Никанор, следуя подле торгаша с одной стороны, тогда как жена шла с другой. – Мы с женою все время на тебя глядели; признаться, маленечко даже посмеялись, как ты с ними возился.
– Чего, братец ты мой! Ведь лезут, словно бешеные, словно овцы какие, право! Ничего ведь не сделаешь. Пуще всего эти бабы: одурь даже возьмет; никакого в них постоянства нет, право, точно шальные!..
– Слышь, Авдотья, как старина-то вашего брата обделывает – а?..
Жена подрядчика засмеялась.
– Я не об тебе, касатушка, не об тебе… ты ко мне и не подходила, – заговорил старик, – пуще всего эти вот молодые бабы да девки надоели: та: «дедушка, подай», другая: «дедушка, подай»; другая сама не знает, чего надо, а лезет… Иной раз своей торговле не рад, право: совсем затормошат; больше перероют, чем купят… така-то зрятина, право… Куда лошадь-то ставить?
– Вот сюда, сюда веди… – оказал Никанор, указывая под широкий навес, державшийся на толстых столбах.
Навес этот замыкал глаголем двор с двух сторон; третья сторона занята была амшеником, амбаром и клетью; изба и ворота, смотревшие на улицу, составляли четвертую сторону двора. Изба была в два этажа, подобно большей части сосновских изб; лестница, обшитая с боков досками, вела на галлерею с тесовым навесом, которая служила сенями второму этажу, где помещались хозяева.
– Ты, дедушка, откуда? – спросила жена подрядчика, когда воз въехал под навес.
– Теперича, то есть?..
– Нет, спрашивает, родом откуда? – подхватил Никанор, подсобляя старику распрягать лошадь.
– Мы губернии Ярославской, – словоохотливо отвечал старик, – теперича пробираюсь в теплые места; давно уж там не был; побываю в Тамбовской губернии, в Саратовской… а там проеду в Воронеж, угоднику поклониться, по обещанию…