Только из уважения к памяти дяди и братьев я сумел сохранить спокойствие и не нагрубить орущей на меня Ляне. Молча выслушав беспрерывный поток обвинений, я дождался пока она, наконец, замолчала, ожидая, видимо, моих оправданий. Да…, не ожидал, что я виноват почти во всем плохом, произошедшем за время моего пребывания в семье Капулы… И даже прошлогодний мор домашней птицы Ляна на меня перевела… И объедал я всех постоянно… О каком моём дальнейшем пребывании в одном доме с этой женщиной могла идти речь? Ерека только очень жалко… Ничего, я брата всё равно не брошу.
— Ляна, успокойся, — сказал я жене дяди, — ни денег, ни дома я у тебя забирать не собираюсь. Всё остается Ереку. Но, на что вы будете жить? Пару лет вы протяните, а что дальше? Ерек ещё слишком мал, чтобы выходить в море…
Ляна торжествующе усмехнулась.
— А не твоё это дело, Мариино, как мы будем жить дальше, — сказала женщина, — я решила, всё, Шаланда была самой большой ошибкой в моей жизни… Я продаю кефаль и дом и возвращаюсь в свой родной поселок, там найдется, кому обо мне позаботиться, — внезапно проговорилась она и замолчала, пряча от меня свои глаза.
"Ого! Оказывается, Ляне уже есть, кому о ней заботиться! Не о родителях же она ляпнула. Их, вроде давно уже нет… Вот стерва!", — подумал я.
— Ляна, — едва сдерживаясь от поднявшейся волны гнева и обиды за дядю и братьев, проговорил я сквозь зубы, — а тебе не стыдно говорить такое на следующий день после гибели Капула и сыновей? Ты о Ереке хотя бы подумала? Каково ему будет?..
— Всё с ним хорошо будет, — заистерила Ляна, — не на вашей вонючей кефали Горт клином сошелся!..
Сжав кулаки, я с ещё большим трудом сдержался, выслушав ещё одно ведро помоев на себя в частности и на наш поселок в целом.
Из соседних домов начали выглядывать заспанные люди. Где-то хлопнула дверь, и раздался громкий раздраженный голос:
— Идите на берег орите, медузы рваные!.. Совсем достали!..
— Всё, Ляна, достаточно поговорили! — прервал я её, — делай, что тебе вздумается! Только Ерека я в обиду не дам!..
— Так и забирал бы его с собой! — выкрикнула Ляна.
Я не поверил своим ушам. Не может быть… Мать только что отказалась от своего сына!? Да как же эту гадюку земля ещё носит?! Да гори эта кефаль и деньги синим пламенем!
Потрясенный, я молча отодвинул Ляну со своего пути и медленно двинулся в сторону дома, приютившем меня на несколько последних лет. На выходе из двора старосты, я обернулся и сказал:
— Ерека и наши вещи я сейчас заберу. А ты постарайся мне больше никогда, слышишь, никогда не попадаться на глаза!